Неточные совпадения
Мать встала рядом с Павлом у стены, сложила
руки на груди, как это сделал он, и тоже смотрела на офицера. У нее
вздрагивало под коленями и глаза застилал сухой туман.
И отвернулся от нее. Она,
вздрогнув, как обожженная тихими словами, приложила
руку к сердцу и ушла, бережно унося его ласку.
Ей хотелось обнять его, заплакать, но рядом стоял офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него
вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она сжала
руку сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо сказала...
— Да, да! — говорила тихо мать, качая головой, а глаза ее неподвижно разглядывали то, что уже стало прошлым, ушло от нее вместе с Андреем и Павлом. Плакать она не могла, — сердце сжалось, высохло, губы тоже высохли, и во рту не хватало влаги. Тряслись
руки, на спине мелкой дрожью
вздрагивала кожа.
— Пошел бы! —
вздрогнув, сказала мать и оглянулась, тяжело вздохнув. Софья молча погладила ее
руку и, нахмурив брови, в упор посмотрела на Рыбина.
— Смотрите, нет ли шпионов! — тихо сказала женщина. Подняв
руки к лицу, она потирала виски, губы у нее
вздрагивали, лицо стало мягче.
Егор сильно
вздрогнул всем телом, поднял
руку к груди.
Людмила взяла мать под
руку и молча прижалась к ее плечу. Доктор, низко наклонив голову, протирал платком пенсне. В тишине за окном устало вздыхал вечерний шум города, холод веял в лица, шевелил волосы на головах. Людмила
вздрагивала, по щеке ее текла слеза. В коридоре больницы метались измятые, напуганные звуки, торопливое шарканье ног, стоны, унылый шепот. Люди, неподвижно стоя у окна, смотрели во тьму и молчали.
Они обе молчали, тесно прижавшись друг к другу. Потом Саша осторожно сняла с своих плеч
руки матери и сказала
вздрагивая...
Михаило отирал с лица и бороды грязь, кровь и молчал, оглядываясь. Взгляд его скользнул по лицу матери, — она,
вздрогнув, потянулась к нему, невольно взмахнула
рукою, — он отвернулся. Но через несколько минут его глаза снова остановились на лице ее. Ей показалось — он выпрямился, поднял голову, окровавленные щеки задрожали…
Мать остановила его вопрос движением
руки и продолжала так, точно она сидела пред лицом самой справедливости, принося ей жалобу на истязание человека. Николай откинулся на спинку стула, побледнел и, закусив губу, слушал. Он медленно снял очки, положил их на стол, провел по лицу
рукой, точно стирая с него невидимую паутину. Лицо его сделалось острым, странно высунулись скулы,
вздрагивали ноздри, — мать впервые видела его таким, и он немного пугал ее.
Он сел писать. Она прибирала на столе, поглядывая на него, видела, как дрожит перо в его
руке, покрывая бумагу рядами черных слов. Иногда кожа на шее у него
вздрагивала, он откидывал голову, закрыв глаза, у него дрожал подбородок. Это волновало ее.
В воскресенье, прощаясь с Павлом в канцелярии тюрьмы, она ощутила в своей
руке маленький бумажный шарик.
Вздрогнув, точно он ожег ей кожу ладони, она взглянула в лицо сына, прося и спрашивая, но не нашла ответа. Голубые глаза Павла улыбались обычной, знакомой ей улыбкой, спокойной и твердой.
Вдруг один из людей громко сказал что-то, мать
вздрогнула, все встали, она тоже поднялась, схватившись за
руку Сизова.
Какой-то молодой человек в коротком пальто с поднятым воротником столкнулся с нею и молча отскочил, взмахнув
рукою к голове. Ей показалось что-то знакомое в нем, она оглянулась и увидала, что он одним светлым глазом смотрит на нее из-за воротника. Этот внимательный глаз уколол ее,
рука, в которой она держала чемодан,
вздрогнула, и ноша вдруг отяжелела.
Неточные совпадения
Опять я испугалася, // Макара Федосеича // Я не узнала: выбрился, // Надел ливрею шитую, // Взял в
руки булаву, // Как не бывало лысины. // Смеется: — Что ты
вздрогнула? — // «Устала я, родной!»
Я долго, горько думала… // Гром грянул, окна дрогнули, // И я
вздрогнула… К гробику // Подвел меня старик: // — Молись, чтоб к лику ангелов // Господь причислил Демушку! — // И дал мне в
руки дедушка // Горящую свечу.
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его как живого пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых
руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив то чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью,
вздрогнула от отвращения.
Алексей Александрович
вздрогнул и загнул
руки, чтобы трещать ими.
— Благодарю вас, — сказала она, взяв в маленькую
руку в длинной перчатке поднятую Вронским афишу, и вдруг в это мгновение красивое лицо ее
вздрогнуло. Она встала и пошла в глубь ложи.