Неточные совпадения
Изредка в слободку приходили откуда-то посторонние люди. Сначала они обращали на себя внимание просто тем, что были чужие, затем возбуждали к себе легкий, внешний интерес рассказами о местах, где они работали, потом новизна стиралась с них, к ним привыкали, и они становились незаметными. Из их рассказов было ясно:
жизнь рабочего везде одинакова. А если это так — о чем же разговаривать?
— Учиться, а потом — учить других. Нам,
рабочим, надо учиться. Мы должны узнать, должны понять — отчего
жизнь так тяжела для нас.
— У меня няня была, — тоже удивительно добрая! Как странно, Пелагея Ниловна, —
рабочий народ живет такой трудной, такой обидной
жизнью, а ведь у него больше сердца, больше доброты, чем у тех!
— Надо, Андрей, ясно представлять себе, чего хочешь, — заговорил Павел медленно. — Положим, и она тебя любит, — я этого не думаю, — но, положим, так! И вы — поженитесь. Интересный брак — интеллигентка и
рабочий! Родятся дети, работать тебе надо будет одному… и — много.
Жизнь ваша станет
жизнью из-за куска хлеба, для детей, для квартиры; для дела — вас больше нет. Обоих нет!
За фабрикой, почти окружая ее гнилым кольцом, тянулось обширное болото, поросшее ельником и березой. Летом оно дышало густыми, желтыми испарениями, и на слободку с него летели тучи комаров, сея лихорадки. Болото принадлежало фабрике, и новый директор, желая извлечь из него пользу, задумал осушить его, а кстати выбрать торф. Указывая
рабочим, что эта мера оздоровит местность и улучшит условия
жизни для всех, директор распорядился вычитать из их заработка копейку с рубля на осушение болота.
Но в глубине души не верила, что они могут перестроить
жизнь по-своему и что хватит у них силы привлечь на свой огонь весь
рабочий народ.
Таким же вычурным языком он рассказывал
рабочим истории о том, как в разных странах народ пытался облегчить свою
жизнь.
— А с другого бока взглянем — так увидим, что и француз
рабочий, и татарин, и турок — такой же собачьей
жизнью живут, как и мы, русский
рабочий народ!
Софья рассказывала о всемирном бое народа за право на
жизнь, о давних битвах крестьян Германии, о несчастиях ирландцев, о великих подвигах рабочих-французов в частых битвах за свободу…
— Наступит день, когда
рабочие всех стран поднимут головы и твердо скажут — довольно! Мы не хотим более этой
жизни! — уверенно звучал голос Софьи. — Тогда рухнет призрачная сила сильных своей жадностью; уйдет земля из-под ног их и не на что будет опереться им…
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не понимаешь, покуда не удастся ему сказать тебе какое-то простое слово, и одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала мать. — Так и этот больной. Я слышала и сама знаю, как жмут
рабочих на фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю
жизнь работе люди отдают, чтобы хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
Она разливала чай и удивлялась горячности, с которой они говорили о
жизни и судьбе
рабочего народа, о том, как скорее и лучше посеять среди него мысли о правде, поднять его дух. Часто они, сердясь, не соглашались друг с другом, обвиняли один другого в чем-то, обижались и снова спорили.
Мать чувствовала, что она знает
жизнь рабочих лучше, чем эти люди, ей казалось, что она яснее их видит огромность взятой ими на себя задачи, и это позволяло ей относиться ко всем ним с снисходительным, немного грустным чувством взрослого к детям, которые играют в мужа и жену, не понимая драмы этих отношений.
— Я сидел тут, писал и — как-то окис, заплесневел на книжках и цифрах. Почти год такой
жизни — это уродство. Я ведь привык быть среди
рабочего народа, и, когда отрываюсь от него, мне делается неловко, — знаете, натягиваюсь я, напрягаюсь для этой
жизни. А теперь снова могу жить свободно, буду с ними видеться, заниматься. Вы понимаете — буду у колыбели новорожденных мыслей, пред лицом юной, творческой энергии. Это удивительно просто, красиво и страшно возбуждает, — делаешься молодым и твердым, живешь богато!
Этого требует время — мы должны идти всегда впереди всех, потому что мы —
рабочие, призванные силою истории разрушить старый мир, создать новую
жизнь.
Сознание великой роли
рабочего сливает всех
рабочих мира в одну душу, — вы ничем не можете задержать этот процесс обновления
жизни, кроме жестокости и цинизма.
Неточные совпадения
Было самое спешное
рабочее время, когда во всем народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде, какое не проявляется ни в каких других условиях
жизни и которое высоко ценимо бы было, если бы люди, проявляющие эти качества, сами ценили бы их, если б оно не повторялось каждый год и если бы последствия этого напряжения не были так просты.
Проживя бо̀льшую часть
жизни в деревне и в близких сношениях с народом, Левин всегда в
рабочую пору чувствовал, что это общее народное возбуждение сообщается и ему.
«Идиоты! Чего вы хотите? Чтоб народ всосал вас в себя, как болото всасывает телят? Чтоб
рабочие спасли вас от этой пустой, словесной
жизни?»
«Полуграмотному человеку, какому-нибудь слесарю, поручена
жизнь сотен людей. Он везет их сотни верст. Он может сойти с ума, спрыгнуть на землю, убежать, умереть от паралича сердца. Может, не щадя своей
жизни, со зла на людей устроить крушение. Его ответственность предо мной… пред людями — ничтожна. В пятом году машинист Николаевской дороги увез революционеров-рабочих на глазах карательного отряда…»
— У пролетариата — своя задача. Его передовые люди понимают, что
рабочему классу буржуазные реформы ничего не могут дать, и его дело не в том, чтоб заменить оголтелое самодержавие — республикой для вящего удобства
жизни сытеньких, жирненьких.