Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми черными усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням.
Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Неточные совпадения
Это
сказал высокий, тонкий
офицер с черными редкими усами.
— Так! —
сказал офицер, откидываясь на спинку стула. Хрустнул пальцами тонких рук, вытянул под столом ноги, поправил усы и спросил Николая...
Офицер, подняв руку и грозя Весовщикову маленьким пальцем,
сказал...
— Выведите вон этого скота! —
сказал офицер. Двое жандармов взяли Николая под руки, грубо повели его в кухню. Там он остановился, крепко упираясь ногами в пол, и крикнул...
— Это я вам после
скажу! — со злой вежливостью ответил
офицер. И, обратясь к Власовой, спросил: — Ты грамотна?
— Я не тебя спрашиваю! — строго
сказал офицер и снова спросил: — Старуха, — отвечай!
— Шапку снять! — крикнул
офицер, прервав чтение. Рыбин подошел к Власовой и, толкнув ее плечом, тихонько
сказал...
Ей хотелось обнять его, заплакать, но рядом стоял
офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она сжала руку сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо
сказала...
Мать вспомнила почему-то
офицера и Сашеньку. Вздыхая, она
сказала...
Она молчала, проводя по губам сухим языком.
Офицер говорил много, поучительно, она чувствовала, что ему приятно говорить. Но его слова не доходили до нее, не мешали ей. Только когда он
сказал: «Ты сама виновата, матушка, если не умела внушить сыну уважения к богу и царю…», она, стоя у двери и не глядя на него, глухо ответила...
Ей приказали обыскать Власову. Она замигала глазами, вытаращила их на
офицера и испуганно
сказала...
— Что ты написала? Зачем это? — воскликнул
офицер, брезгливо сморщив лицо, и потом, усмехаясь,
сказал: — Дикари…
— Иван Пращев, офицер, участник усмирения поляков в 1831 году, имел денщика Ивана Середу. Оный Середа, будучи смертельно ранен, попросил Пращева переслать его, Середы, домашним три червонца.
Офицер сказал, что пошлет и даже прибавит за верную службу, но предложил Середе: «Приди с того света в день, когда я должен буду умереть». — «Слушаю, ваше благородие», — сказал солдат и помер.
Барон Пест тоже пришел на бульвар. Он рассказывал, что был на перемирьи и говорил с французскими офицерами, как-будто бы один французский
офицер сказал ему: «S’il n’avait pas fait clair encore pendant une demi heure, les embuscades auraient été reprises», [Если бы еще полчаса было темно, ложементы были бы вторично взяты,] и как он отвечал ему: «Monsieur! Je ne dit pas non, pour ne pas vous donner un dementi», [Я не говорю нет, только чтобы вам не противоречить,] и как это хорошо он сказал и т. д.
Неточные совпадения
— Пожалуй, рейнвейну, —
сказал молодой
офицер, робко косясь на Вронского и стараясь поймать пальцами чуть отросшие усики. Видя, что Вронский не оборачивается, молодой
офицер встал.
— Не поверхностное, —
сказала княгиня Тверская. — Один
офицер, говорят, сломал два ребра.
— Что? подкрепляешься на работу? —
сказал пухлый
офицер, садясь подле него.
— А не боишься потолстеть? —
сказал тот, поворачивая стул для молоденького
офицера.
«Знаешь, что случилось?» —
сказали мне в один голос три
офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть.