Неточные совпадения
Однажды после ужина Павел опустил занавеску на окне, сел в угол и стал читать, повесив на стенку над своей головой жестяную лампу.
Мать убрала посуду и,
выйдя из кухни, осторожно подошла к нему. Он поднял голову и вопросительно взглянул ей в лицо.
Усмехаясь, он
вышел своей тяжелой походкой, увеличив горе
матери суровой безнадежностью своих слов.
— Усталая-то? — укоризненно отозвалась
мать, принимаясь возиться около самовара. Саша тоже
вышла в кухню, села там на лавку и, закинув руки за голову, заговорила...
Выпив чаю, Сашенька молча пожала руку Егора, пошла в кухню, а
мать, провожая ее,
вышла за нею. В кухне Сашенька сказала...
Как-то, когда Павел
вышел в сени провожать ее и не затворил дверь за собой,
мать услыхала быстрый разговор...
— Горит, как восковая свечечка на ветру! — проводила его
мать тихими словами, встала и
вышла на кухню, начала одеваться.
— Вы меня не спрашивайте — будто нет меня тут! — сказала
мать, усаживаясь в уголок дивана. Она видела, что брат и сестра как бы не обращают на нее внимания, и в то же время
выходило так, что она все время невольно вмешивалась в их разговор, незаметно вызываемая ими.
— Сейчас приду! — не открывая, ответили ей. Она подождала немного и снова постучалась. Тогда дверь быстро отворилась, и в коридор
вышла высокая женщина в очках. Торопливо оправляя смятый рукав кофточки, она сурово спросила
мать...
— Знаю!.. — ответила ей
мать не без гордости.
Выйдя из ворот, она остановилась на минуту, поправляя платок, и незаметно, но зорко оглянулась вокруг. Она уже почти безошибочно умела отличить шпиона в уличной толпе. Ей были хорошо знакомы подчеркнутая беспечность походки, натянутая развязность жестов, выражение утомленности и скуки на лице и плохо спрятанное за всем этим опасливое, виноватое мерцание беспокойных, неприятно острых глаз.
Пришли на кладбище и долго кружились там по узким дорожкам среди могил, пока не
вышли на открытое пространство, усеянное низенькими белыми крестами. Столпились около могилы и замолчали. Суровое молчание живых среди могил обещало что-то страшное, от чего сердце
матери вздрогнуло и замерло в ожидании. Между крестов свистел и выл ветер, на крышке гроба печально трепетали измятые цветы…
— Скорее! — торопила
мать, быстро шагая к маленькой калитке в ограде кладбища. Ей казалось, что там, за оградой, в поле спряталась и ждет их полиция и, как только они
выйдут, — она бросится на них, начнет бить. Но когда, осторожно открыв дверку, она выглянула в поле, одетое серыми тканями осенних сумерек, — тишина и безлюдье сразу успокоили ее.
Мать проснулась, разбуженная громким стуком в дверь кухни. Стучали непрерывно, с терпеливым упорством. Было еще темно, тихо, и в тишине упрямая дробь стука вызывала тревогу. Наскоро одевшись,
мать быстро
вышла в кухню и, стоя перед дверью, спросила...
Он размахивал перед лицом
матери руками, рисуя свой план, все у него
выходило просто, ясно, ловко. Она знала его тяжелым, неуклюжим. Глаза Николая прежде смотрели на все с угрюмой злобой и недоверием, а теперь точно прорезались заново, светились ровным, теплым светом, убеждая и волнуя
мать…
В стене за решеткой открылась дверь,
вышел солдат с обнаженной шашкой на плече, за ним явились Павел, Андрей, Федя Мазин, оба Гусевы, Самойлов, Букин, Сомов и еще человек пять молодежи, незнакомой
матери по именам.
Мать и Сизов
вышли в коридор.
Сережа молча поклонился, пожал руку
матери,
вышел, принес булки и сел за стол. Людмила, наливая чай, убеждала
мать не ходить домой до поры, пока не выяснится, кого там ждет полиция.
Он встретил нас в самый день приезда и, сняв меня, как перышко, с козел, галантно помог
матери выйти из коляски. При этом на меня пахнуло от этого огромного человека запахом перегара, и мать, которая уже знала его раньше, укоризненно покачала головой. Незнакомец стыдливо окосил глаза, и при этом я невольно заметил, что горбатый сизый нос его свернут совершенно «набекрень», а глаза как-то уныло тусклы…
Неточные совпадения
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как
вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…
Агафья Михайловна
вышла на цыпочках; няня спустила стору, выгнала мух из-под кисейного полога кроватки и шершня, бившегося о стекла рамы, и села, махая березовою вянущею веткой над
матерью и ребенком.
Они вместе
вышли. Вронский шел впереди с
матерью. Сзади шла Каренина с братом. У выхода к Вронскому подошел догнавший его начальник станции.
Выйдя на платформу, Вронский молча, пропустив
мать, скрылся в отделении вагона.
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял под руку
мать; но когда они уже
выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.