Неточные совпадения
Когда он лег и уснул, мать осторожно встала со своей постели и тихо подошла к нему. Павел лежал кверху грудью, и на белой подушке четко рисовалось его смуглое, упрямое и строгое
лицо. Прижав руки к груди, мать, босая и в одной рубашке, стояла у его постели, губы ее беззвучно двигались, а из глаз медленно и ровно одна за другой текли
большие мутные слезы.
Часто пели песни. Простые, всем известные песни пели громко и весело, но иногда запевали новые, как-то особенно складные, но невеселые и необычные по напевам. Их пели вполголоса, серьезно, точно церковное.
Лица певцов бледнели, разгорались, и в звучных словах чувствовалась
большая сила.
Резкие слова и суровый напев ее не нравились матери, но за словами и напевом было нечто
большее, оно заглушало звук и слово своею силой и будило в сердце предчувствие чего-то необъятного для мысли. Это нечто она видела на
лицах, в глазах молодежи, она чувствовала в их грудях и, поддаваясь силе песни, не умещавшейся в словах и звуках, всегда слушала ее с особенным вниманием, с тревогой более глубокой, чем все другие песни.
Мать, закрыв окно, медленно опустилась на стул. Но сознание опасности, грозившей сыну, быстро подняло ее на ноги, она живо оделась, зачем-то плотно окутала голову шалью и побежала к Феде Мазину, — он был болен и не работал. Когда она пришла к нему, он сидел под окном, читая книгу, и качал левой рукой правую, оттопырив
большой палец. Узнав новость, он быстро вскочил, его
лицо побледнело.
Офицер прищурил глаза и воткнул их на секунду в рябое неподвижное
лицо. Пальцы его еще быстрее стали перебрасывать страницы книг. Порою он так широко открывал свои
большие серые глаза, как будто ему было невыносимо больно и он готов крикнуть громким криком бессильной злобы на эту боль.
Он говорил тихо, но каждое слово его речи падало на голову матери тяжелым, оглушающим ударом. И его
лицо, в черной раме бороды,
большое, траурное, пугало ее. Темный блеск глаз был невыносим, он будил ноющий страх в сердце.
— Аз есмь! — ответил он, наклоняя свою
большую голову с длинными, как у псаломщика, волосами. Его полное
лицо добродушно улыбалось, маленькие серые глазки смотрели в
лицо матери ласково и ясно. Он был похож на самовар, — такой же круглый, низенький, с толстой шеей и короткими руками.
Лицо лоснилось и блестело, дышал он шумно, и в груди все время что-то булькало, хрипело…
В сердце ее вспыхнули тоска разочарования и — радость видеть Андрея. Вспыхнули, смешались в одно
большое, жгучее чувство; оно обняло ее горячей волной, обняло, подняло, и она ткнулась
лицом в грудь Андрея. Он крепко сжал ее, руки его дрожали, мать молча, тихо плакала, он гладил ее волосы и говорил, точно пел...
— Вы можете! — сказал хохол и, отвернув от нее
лицо, крепко, как всегда, потер руками голову, щеку и глаза. — Все любят близкое, но — в
большом сердце и далекое — близко! Вы много можете. Велико у вас материнское…
И громко зевнул. Павел спрашивал ее о здоровье, о доме… Она ждала каких-то других вопросов, искала их в глазах сына и не находила. Он, как всегда, был спокоен, только
лицо побледнело да глаза как будто стали
больше.
Мать видела, как быстро обернулся Павел, и видела, что его
лицо вспыхнуло чувством, обещавшим что-то
большое для нее.
Билась в груди ее
большая, горячая мысль, окрыляла сердце вдохновенным чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не находила слов и в муке своей немоты, взмахивая рукой, смотрела в
лицо сына глазами, горевшими яркой и острой болью…
— Я не про это, — с
лица вам можно
больше дать. А посмотришь в глаза ваши, послушаешь вас и даже удивляешься, — как будто вы девушка. Жизнь ваша беспокойная и трудная, опасная, а сердце у вас — улыбается.
Ей нравилась тишина ночи, игра огня,
лицо Софьи, но
больше всего — строгое внимание мужиков.
Это было понятно — она знала освободившихся от жадности и злобы, она понимала, что, если бы таких людей было
больше, — темное и страшное
лицо жизни стало бы приветливее и проще, более добрым и светлым.
Снова стало тихо. Лошадь дважды ударила копытом по мягкой земле. В комнату вошла девочка-подросток с короткой желтой косой на затылке и ласковыми глазами на круглом
лице. Закусив губы, она несла на вытянутых руках
большой, уставленный посудой поднос с измятыми краями и кланялась, часто кивая головой.
Дома они сели на диван, плотно прижавшись друг к другу, и мать, отдыхая в тишине, снова заговорила о поездке Саши к Павлу. Задумчиво приподняв густые брови, девушка смотрела вдаль
большими мечтающими глазами, по ее бледному
лицу разлилось спокойное созерцание.
Она добилась, чего хотела, —
лицо Людмилы удивленно вспыхнуло, дрожали губы, из глаз катились слезы,
большие, прозрачные.
Их властно привлекала седая женщина с
большими честными глазами на добром
лице, и, разобщенные жизнью, оторванные друг от друга, теперь они сливались в нечто целое, согретое огнем слова, которого, быть может, давно искали и жаждали многие сердца, обиженные несправедливостями жизни.
Они были неистощимы в таких выдумках, но мастер всё сносил молча, только крякал тихонько да, прежде чем дотронуться до утюга, ножниц, щипцов или наперстка, обильно смачивал пальцы слюною. Это стало его привычкой; даже за обедом, перед тем как взять нож или вилку, он муслил пальцы, возбуждая смех детей. Когда ему было больно, на его
большом лице являлась волна морщин и, странно скользнув по лбу, приподняв брови, пропадала где-то на голом черепе.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник
большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в
лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий (в сторону, с
лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай,
больше для собственного удовольствия едете?
Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо
лиц, а
больше ничего… Воротить, воротить его! (Машет рукою.)
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на
лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в
большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
За десять лет до прибытия в Глупов он начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) —
большой, высший.] армии и флотов по всему
лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной строчке.