Неточные совпадения
—
Бог с тобой! Живи как хочешь, не буду я тебе мешать. Только об одном прошу — не говори с людьми без страха! Опасаться надо людей — ненавидят все друг друга! Живут жадностью, живут завистью. Все рады зло сделать. Как начнешь ты
их обличать да судить — возненавидят
они тебя, погубят!
Тут вмешалась мать. Когда сын говорил о
боге и обо всем, что она связывала с своей верой в
него, что было дорого и свято для нее, она всегда искала встретить
его глаза; ей хотелось молча попросить сына, чтобы
он не царапал ей сердце острыми и резкими словами неверия. Но за неверием
его ей чувствовалась вера, и это успокаивало ее.
— Вот так, да! — воскликнул Рыбин, стукнув пальцами по столу. —
Они и
бога подменили нам,
они все, что у
них в руках, против нас направляют! Ты помни, мать,
бог создал человека по образу и подобию своему, — значит,
он подобен человеку, если человек
ему подобен! А мы — не
богу подобны, но диким зверям. В церкви нам пугало показывают… Переменить
бога надо, мать, очистить
его! В ложь и в клевету одели
его, исказили лицо
ему, чтобы души нам убить!..
— Свято место не должно быть пусто. Там, где
бог живет, — место наболевшее. Ежели выпадает
он из души, — рана будет в ней — вот! Надо, Павел, веру новую придумать… надо сотворить
бога — друга людям!
— Христос был не тверд духом. Пронеси, говорит, мимо меня чашу. Кесаря признавал.
Бог не может признавать власти человеческой над людьми,
он — вся власть!
Он душу свою не делит: это — божеское, это — человеческое… А
он — торговлю признавал, брак признавал. И смоковницу проклял неправильно, — разве по своей воле не родила она? Душа тоже не по своей воле добром неплодна, — сам ли я посеял злобу в ней? Вот!
— Скажу тебе по-своему, по-кочегарски:
бог — подобен огню. Так! Живет
он в сердце. Сказано:
бог — слово, а слово — дух…
— Надо говорить о том, что есть, а что будет — нам неизвестно, — вот! Когда народ освободится,
он сам увидит, как лучше. Довольно много
ему в голову вколачивали, чего
он не желал совсем, — будет! Пусть сам сообразит. Может,
он захочет все отвергнуть, — всю жизнь и все науки, может,
он увидит, что все противу
него направлено, — как, примерно,
бог церковный. Вы только передайте
ему все книги в руки, а уж
он сам ответит, — вот!
Они приучили ее слышать слова, страшные своей прямотой и смелостью, но эти слова уже не били ее с той силой, как первый раз, — она научилась отталкивать
их. И порой за словами, отрицавшими
бога, она чувствовала крепкую веру в
него же. Тогда она улыбалась тихой, всепрощающей улыбкой. И хотя Рыбин не нравился ей, но уже не возбуждал вражды.
Она молчала, проводя по губам сухим языком. Офицер говорил много, поучительно, она чувствовала, что
ему приятно говорить. Но
его слова не доходили до нее, не мешали ей. Только когда
он сказал: «Ты сама виновата, матушка, если не умела внушить сыну уважения к
богу и царю…», она, стоя у двери и не глядя на
него, глухо ответила...
Она встала и, не умываясь, не молясь
богу, начала прибирать комнату. В кухне на глаза ей попалась палка с куском кумача, она неприязненно взяла ее в руки и хотела сунуть под печку, но, вздохнув, сняла с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала
его в карман, а палку переломила о колено и бросила на шесток. Потом вымыла окна и пол холодной водой, поставила самовар, оделась. Села в кухне у окна, и снова перед нею встал вопрос...
А я пошутил: «Как назначат в лесу воеводой лису, пера будет много, а птицы — нет!»
Он покосился на меня, заговорил насчет того, что, мол, терпеть надо народу и
богу молиться, чтобы
он силу дал для терпенья.
В городах стоят храмы, наполненные золотом и серебром, не нужным
богу, а на папертях храмов дрожат нищие, тщетно ожидая, когда
им сунут в руку маленькую медную монету.
И где
он,
бог милостивый, пред которым нет
бога того и бедного, но все — дети, дорогие сердцу?
—
Бог с
ними, коли так, — снять бы ленты! Уступить бы, что уж!..
«Конечно, — думала она, — Егорушка в
бога не верил, и все
они тоже…»
— Я жестяник Иван, — а вы кто? Нас трое было в кружке Егора Ивановича, — жестяников трое… а всех одиннадцать. Очень мы любили
его — царство
ему небесное!.. Хоть я не верю в
бога…
— Так! А ты кто —
бог? — крикнул Рыбин. Нестройный и негромкий взрыв восклицаний заглушил голос
его.
— Насчет
бога — не знаю я, а во Христа верю… И словам
его верю — возлюби ближнего, яко себя, — в это верю!..
— Надо так — сначала поговорить с мужиками отдельно, — вот Маков, Алеша — бойкий, грамотный и начальством обижен. Шорин, Сергей — тоже разумный мужик. Князев — человек честный, смелый. Пока что будет! Надо поглядеть на людей, про которых она говорила. Я вот возьму топор да махну в город, будто дрова колоть, на заработки, мол, пошел. Тут надо осторожно. Она верно говорит: цена человеку — дело
его. Вот как мужик-то этот.
Его хоть перед
богом ставь,
он не сдаст… врылся. А Никитка-то, а? Засовестился, — чудеса!
— Ты — погоди! Ты скажи — слава
богу, что мы сами
его не били, человека-то, — вот что!
Неточные совпадения
Осип (принимая деньги).А покорнейше благодарю, сударь. Дай
бог вам всякого здоровья! бедный человек, помогли
ему.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович!
Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава
богу!» И говорю
ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Осип. Да так.
Бог с
ними со всеми! Погуляли здесь два денька — ну и довольно. Что с
ними долго связываться? Плюньте на
них! не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..