Неточные совпадения
—
Хочешь ли ты указать мне, что ради праха и золы погубил я душу мою, — этого ли
хочешь? Не верю, не
хочу унижения твоего, не по твоей воле горит, а мужики это подожгли по злобе
на меня и
на Титова! Не потому не верю в гнев твой, что я не достоин его, а потому, что гнев такой не достоин тебя! Не
хотел ты подать мне помощи твоей в нужный час, бессильному, против греха. Ты виноват, а не я! Я вошёл в грех, как в тёмный лес, до меня он вырос, и — где мне найти
свободу от него?
И вот — углубился я в чтение; целыми днями читал. Трудно мне и досадно: книги со мной не спорят, они просто знать меня не
хотят. Одна книга — замучила: говорилось в ней о развитии мира и человеческой жизни, — против библии было написано. Всё очень просто, понятно и необходимо, но нет мне места в этой простоте, встаёт вокруг меня ряд разных сил, а я среди них — как мышь в западне. Читал я её раза два; читаю и молчу, желая сам найти в ней прореху, через которую мог бы я вылезти
на свободу. Но не нахожу.
Неточные совпадения
Кровь Чичикова, напротив, играла сильно, и нужно было много разумной воли, чтоб набросить узду
на все то, что
хотело бы выпрыгнуть и погулять
на свободе.
— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно произнести эти слова), а во-вторых —
захочу ли я хоть
на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей
свободы.
— А — то, что народ
хочет свободы, не той, которую ему сулят политики, а такой, какую могли бы дать попы,
свободы страшно и всячески согрешить, чтобы испугаться и — присмиреть
на триста лет в самом себе. Вот-с! Сделано. Все сделано! Исполнены все грехи. Чисто!
Андрей не налагал педантических оков
на чувства и даже давал законную
свободу, стараясь только не терять «почвы из-под ног», задумчивым мечтам,
хотя, отрезвляясь от них, по немецкой своей натуре или по чему-нибудь другому, не мог удержаться от вывода и выносил какую-нибудь жизненную заметку.
— Ты, Вера, сама бредила о
свободе, ты таилась, и от меня, и от бабушки,
хотела независимости. Я только подтверждал твои мысли: они и мои. За что же обрушиваешь такой тяжелый камень
на мою голову? — тихо оправдывался он. — Не только я, даже бабушка не смела приступиться к тебе…