Вздрогнул, помню, и оглянулся я, ибо — жутко мне стало: вижу
в старике нечто безумное. И эти чёрные тени лежат вокруг, прислушиваясь; шорохи лесные отовсюду ползут, заглушая слабый треск углей, тихий звон ручья. Мне тоже захотелось на колени встать. Он уже громко говорит, как бы споря...
Неточные совпадения
Не могу я ни о чём спросить
старика, жалко мне нарушить покой его ожидания смерти и боюсь я, как бы не спугнуть чего-то… Стою не шевелясь. Сверху звон колокольный просачивается, колеблет волосы на голове моей, и нестерпимо хочется мне, подняв голову,
в небеса взглянуть, но тьма тяжко сгибает выю мне, — не шевелюсь.
Плакать я готов был
в тот день со зла… Ну, зачем
старик этот? Какая красота
в подвиге его? Ничего не понимаю! Весь день и долго спустя вспомню я про него — как будто и меня дразнит некий бес, насмешливые рожи строя.
Вот хоть бы молодка эта, хохлушка, что заметила
старику насчёт тугой мошны. Молчит, зубы сжаты, тёмное от загара лицо её сердито и
в глазах острый гнев. Спросишь её о чём-нибудь — отвечает резко, точно ножом ткнёт.
Снова, как тогда пред Антонием, захотелось мне поставить все прошлые дни
в ряд пред глазами моими и посмотреть ещё раз на пёстрые лица их. Говорю я о детстве своём, о Ларионе и Савелии, — хохочет
старик и кричит...
Речи
старика кажутся тёмными, и хотя порой сверкают жуткие искры
в словах его, но они только ослепляют меня, не освещая тьму души.
Где-то близко ручей журчит,
в лесу изредка филин гукает, и надо всем
в ночи тихо живёт
старикова речь.
Ставлю я разные вопросы
старику; хочется мне, чтоб он проще и короче говорил, но замечаю, что обходит он задачи мои, словно прыгая через них. Приятно это живое лицо — ласково гладят его красные отсветы огня
в костре, и всё оно трепещет мирной радостью, желанной мне. Завидно: вдвое и более, чем я, прожил этот человек, но душа его, видимо, ясна.
«А если верно, что дьявол искушает людей прелестными речами и это его хитрые петли плетёт
старик, дабы запутать меня
в сеть величайшего греха?»
Гнев и горький смех возникает
в сердце моём. Понимаю, что
старик нечто уже отнял у меня. И говорю ему...
Старик будто сам всё видел: стучат тяжёлые топоры
в крепких руках, сушат люди болота, возводят города, монастыри, идут всё дальше, по течениям холодных рек, во глубины густых лесов, одолевают дикую землю, становится она благообразна.
От усталости осекается голос у
старика, уже солнце видит его, а он всё ходит
в прошлых былях, освещая мне истину пламенными словами.
Спутались
в усталой голове сон и явь, понимаю я, что эта встреча — роковой для меня поворот.
Стариковы слова о боге, сыне духа народного, беспокоят меня, не могу помириться с ними, не знаю духа иного, кроме живущего во мне. И обыскиваю
в памяти моей всех людей, кого знал; ошариваю их, вспоминая речи их: поговорок много, а мыслями бедно. А с другой стороны вижу тёмную каторгу жизни — неизбывный труд хлеба ради, голодные зимы, безысходную тоску пустых дней и всякое унижение человека, оплевание его души.
Туда и посылал меня
старик, а потому я сейчас же свернул
в сторону. Не хочу туда.
Сидит у дороги
в пыли слепой и тянет песню, а поводырь, стоя на коленях около него, на гармонии подыгрывает.
Старик смотрит
в небо пустыми глазами и ржавым голосом выводит певучие слова, воскрешая старину...
Тут Самгин увидел, что старик одет празднично или как именинник в новый, темно-синий костюм, а его тощее тело воинственно выпрямлено. Он даже приобрел нечто напомнившее дядю Якова, полусгоревшего, полумертвого человека, который явился воскрешать мертвецов. Ласково простясь, Суслов ушел, поскрипывая новыми ботинками и оставив у Самгина смутное желание найти
в старике что-нибудь комическое. Комического — не находилось, но Клим все-таки с некоторой натугой подумал:
Когда люди входили в дом Петра Лукича Гловацкого, они чувствовали, что здесь живет совет и любовь, а когда эти люди знакомились с самими хозяевами, то уже они не только чувствовали витающее здесь согласие, но как бы созерцали олицетворение этого совета и любви
в старике и его жене. Теперь люди чувствовали то же самое, видя Петра Лукича с его дочерью. Женни, украшая собою тихую, предзакатную вечерню старика, умела всех приобщить к своему чистому празднеству, ввести в свою безмятежную сферу.
Неточные совпадения
Городничий (
в сторону).Прошу посмотреть, какие пули отливает! и
старика отца приплел! (Вслух.)И на долгое время изволите ехать?
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит совсем так, как
старик: «Извольте, говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и почитать люблю, но мешает, что
в комнате, говорит, немножко темно».
Хлестаков. Нет, батюшка меня требует. Рассердился
старик, что до сих пор ничего не выслужил
в Петербурге. Он думает, что так вот приехал да сейчас тебе Владимира
в петлицу и дадут. Нет, я бы послал его самого потолкаться
в канцелярию.
Роман сказал: помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу. // Купчине толстопузому! — // Сказали братья Губины, // Иван и Митродор. //
Старик Пахом потужился // И молвил,
в землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров сказал: царю…
Воз с сеном приближается, // Высоко на возу // Сидит солдат Овсяников, // Верст на двадцать
в окружности // Знакомый мужикам, // И рядом с ним Устиньюшка, // Сироточка-племянница, // Поддержка
старика.