Неточные совпадения
— Однако тебе это всё равно. И колдун — человек. Ты вот что
знай: город — он опасный, он вон
как приучает людей: жена у человека на богомолье ушла, а он сейчас на её место стряпуху посадил и — балуется. А старик такого примера показать
не может… Я и говорю, что, мол, тебе с ним ладно будет, надо думать. Будешь ты жить за ним,
как за кустом, сиди да поглядывай.
Мимо Евсея, неслышно двигая ногами, скользила гладкая, острая фигурка хозяина, он смешно поводил носом,
как бы что-то вынюхивая, быстро кивал головой и, взмахивая маленькой ручкой, дёргал себя за бороду. В этом образе было что-то жалкое, смешное. Досада Евсея усиливалась, он хорошо
знал, что хозяин
не таков,
каким его показывает маленький стекольщик.
Вечерами, когда он сидел в большой комнате почти один и вспоминал впечатления дня, — всё ему казалось лишним, ненастоящим, всё было непонятно. Казалось — все
знают, что надо жить тихо, беззлобно, но никто почему-то
не хочет сказать людям секрет иной жизни, все
не доверяют друг другу, лгут и вызывают на ложь. Было ясно общее раздражение на жизнь, все жаловались на тяжесть её, каждый смотрел на другого,
как на опасного врага своего, и у каждого недовольство жизнью боролось с недоверием к людям.
— Сегодня я, — начал он, опустив голову и упираясь согнутыми руками в колени, — ещё раз говорил с генералом. Предлагаю ему — дайте средства, я подыщу людей, открою литературный клуб и выловлю вам самых лучших мерзавцев, — всех. Надул щёки, выпучил свой животище и заявил, скотина, — мне, дескать, лучше известно, что и
как надо делать. Ему всё известно! А что его любовница перед фон-Рутценом голая танцевала, этого он
не знает, и что дочь устроила себе выкидыш — тоже
не знает…
Когда Евсей служил в полиции, там рассказывали о шпионах
как о людях, которые всё
знают, всё держат в своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных людей, но
не делают этого, потому что
не хотят лишить себя службы на будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого
не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни слова
не говорить друг другу о тайном деле, которому они поклялись служить всю жизнь.
О революционере большинство говорило равнодушно,
как о человеке надоевшем, иногда насмешливо,
как о забавном чудаке, порою с досадой, точно о ребёнке, который озорничает и заслуживает наказания. Евсею стало казаться, что все революционеры — пустые люди, несерьёзные, они сами
не знают, чего хотят, и только вносят в жизнь смуту, беспорядок.
— Та-ак! — иронически вскричала кухарка. — Вот-вот, — японцы,
как же!
Знаем мы этих японцев. Барин наш объяснял, кто они такие, да! Скажи-ка ты брату моему про японцев, он тоже
знает,
как их зовут. Подлецы, а
не японцы…
— Экий ты нескладный! Чёрт
знает как говоришь! Ну, старика нам
не надо, конечно. А я живу с двумя товарищами, ко мне тоже неудобно заходить. Давай, уговоримся, где встретиться…
— Ну, и что же? — сердито спросил Пётр. —
Не знаешь, что надо делать? На
какой же чёрт вашего брата учат?
Подошла ночь, когда решено было арестовать Ольгу, Якова и всех, кто был связан с ними по делу типографии. Евсей
знал, что типография помещается в саду во флигеле, — там живёт большой рыжебородый человек Костя с женой, рябоватой и толстой, а за прислугу у них — Ольга. У Кости голова была гладко острижена, а у жены его серое лицо и блуждающие глаза; они оба показались Евсею людьми
не в своём уме и
как будто долго лежали в больнице.
Климкову захотелось в последний раз взглянуть на Ольгу; он
узнал,
какими улицами повезут арестованных в тюрьму, и пошёл встречу им, стараясь убедить себя, что его
не трогает всё это, и думая о девушке...
— Манифест… А у нас, в охране,
как в сумасшедшем доме стало… Саша — такой грубый человек — удивительно! Кричит,
знаете: бей, режь! Позвольте! Да я даже за пятьсот рублей
не решусь человека убить, а тут предлагают за сорок рублей в месяц убивать! Дико слушать такие речи…
— Понимаешь, — иду бульваром, вижу — толпа, в середине оратор, ну, я подошёл, стою, слушаю. Говорит он этак,
знаешь, совсем без стеснения, я на всякий случай и спросил соседа: кто это такой умница? Знакомое, говорю, лицо —
не знаете вы фамилии его? Фамилия — Зимин. И только это он назвал фамилию, вдруг какие-то двое цап меня под руки. «Господа, — шпион!» Я слова сказать
не успел. Вижу себя в центре, и этакая тишина вокруг, а глаза у всех —
как шилья… Пропал, думаю…
Не угодно ли проверить на деле?» Эти, которые схватили меня, кричат: «Врёт, мы его
знаем!» Но я уже сделал лицо,
как у обер-полицеймейстера, и его голосом кричу: «Кто ра-азрешил собрание толпы?» И слышу — господи! — смеются уже!..
— Ну, удушил и всё… Только с того времени,
как увижу или услышу — убили человека, — вспоминаю его… По моему, он один
знал, что верно… Оттого и
не боялся… И
знал он — главное — что завтра будет… чего никто
не знает. Евсей, пойдём ко мне ночевать, а? Пойдём, пожалуйста!
—
Как хотите! — сказал старик, встряхивая горбом. — Только если бы так, то его
узнали бы другие, вот вчера ходил агент, тоже искал кого-то убитого, а
не признал вашего-то, хотя почему его
не признать?
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен,
как бревно. Я ему прямо скажу:
как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Черт его
знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно
как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?