Неточные совпадения
Перед
лицом огня все
люди стали маленькими, чёрными.
Часто, проводив студента, купившего книгу, он ухмылялся вслед ему, а однажды погрозил пальцем в спину уходившего
человека, маленького, красивого, с чёрненькими усиками на бледном
лице.
Почти каждый день заходил
человек в котелке с широким, угреватым носом на бритом, плоском и толстом
лице.
Часто
людей били по
лицу, выталкивали в шею за дверь, нередко текла кровь; иногда полицейские приводили
людей, связанных верёвками, избитых, — они страшно мычали.
Взгляд Евсея скучно блуждал по квадратной тесной комнате, стены её были оклеены жёлтыми обоями, всюду висели портреты царей, генералов, голых женщин, напоминая язвы и нарывы на коже больного. Мебель плотно прижималась к стенам, точно сторонясь
людей, пахло водкой и жирной, тёплой пищей. Горела лампа под зелёным абажуром, от него на
лица ложились мёртвые тени…
Его бритое
лицо было покрыто частой сетью мелких красных жилок, издали оно казалось румяным, а вблизи — иссечённым тонким прутом. Из-под седых бровей и устало опущенных век сердито блестели невесёлые глаза, говорил он ворчливо и непрерывно курил толстые, жёлтые папиросы, над большой, белой головой всегда плавало облако синеватого дыма, отмечая его среди других
людей.
Утром, по каменному
лицу Раисы и злому раздражению сыщика, Евсей понял, что эти
люди не помирились. За ужином они снова начали спор, сыщик ругался, его распухшее, синее
лицо было страшно, правая рука висела на перевязи, левой он грозно размахивал. Раиса, бледная и спокойная, выкатив круглые глаза, следила за взмахами его красной руки и говорила упрямо, кратко, почти одни и те же слова...
Она прошлась по комнате, шагая лениво и неслышно, остановилась перед зеркалом и долго, не мигая, смотрела на своё
лицо. Пощупала руками полную белую шею, — у неё вздрогнули плечи, руки грузно опустились, — и снова начала, покачивая бёдрами, ходить по комнате. Что-то запела, не открывая рта, — пение напоминало стон
человека, у которого болят зубы.
Пришёл горбатый
человек, молча снял соломенную шляпу и, помахивая ею в
лицо себе, сказал красивым грудным голосом...
Когда Евсей открыл дверь, перед ним, покачиваясь на длинных ногах, вытянулся высокий
человек с чёрными усами. Концы их опустились к подбородку и, должно быть, волосы были жёсткие, каждый торчал отдельно. Он снял шапку, обнажив лысый череп, бросил её на постель и крепко вытер ладонями
лицо.
Евсей редко ощущал чувство жалости к
людям, но теперь оно почему-то вдруг явилось. Вспотевший от волнения, он быстро, мелкими шагами перебежал на другую сторону улицы, забежал вперёд, снова перешёл улицу и встретил
человека грудь ко груди. Перед ним мелькнуло тёмное, бородатое
лицо с густыми бровями, рассеянная улыбка синих глаз.
Человек что-то напевал или говорил сам себе, — его губы шевелились.
Человек подскочил к нему и, задыхаясь, размахивая руками, отирая пот с
лица, начал вполголоса бормотать...
Он оправлял галстук, застёгивал пуговицы, искал чего-то в карманах, приглаживал курчавые потные волосы, его руки быстро мелькали, и казалось, что вот они сейчас оторвутся. Костлявое серое
лицо обливалось потом, тёмные глаза разбегались по сторонам, то прищуренные, то широко открытые, и вдруг они неподвижно, с неподдельным ужасом остановились на
лице Евсея.
Человек попятился к двери, хрипло спрашивая...
Чёрный, железный червь, с рогом на голове и тремя огненными глазами, гремя металлом огромного тела, взвизгнул, быстро подполз к вокзалу, остановился и злобно зашипел, наполняя воздух густым белым дыханием. Потный, горячий запах ударил в
лицо Климкова, перед глазами быстро замелькали чёрные суетливые фигурки
людей.
— Ничего! — с досадой ответил сыщик. Щёки у него покраснели, он закусил губы. По его взгляду Евсей догадался, что он следит за писателем. Не спеша, покручивая ус, писатель шёл рядом с пожилым, коренастым
человеком в расстёгнутом пальто и в летней шляпе на большой голове.
Человек этот громко хохотал и, поднимая кверху бородатое красное
лицо, вскрикивал...
— Запоминайте
лица, костюмы, походку
людей, которые будут приходить в эту квартиру.
Людей, похожих друг на друга, — нет, каждый имеет что-нибудь своё, вы должны научиться сразу поймать это своё в
человеке — в его глазах, в голосе, в том, как он держит руки на ходу, как, здороваясь, снимает шапку. Эта служба прежде всего требует хорошей памяти…
— Должность наша — собачья,
люди смотрят на нас — довольно скверно! — тихонько проговорил он и вдруг, улыбнувшись всем
лицом, наклонился к Евсею.
Он всегда создавал страшные планы поголовного истребления вредных
людей. Его
лицо становилось свинцовым, красные глаза странно тускнели, изо рта брызгала слюна.
Аким Грохотов, благообразный
человек с подвижным
лицом актёра, заметил...
Серьёзный Маклаков казался Евсею лучше, чище всех
людей, каких он видел до этой поры. Его всегда хотелось о чём-то спросить, хотелось что-то рассказать ему о себе — такое привлекательное
лицо было у этого молодого шпиона.
— Нас стесняться не надо, мы
люди простые! — сказала Ольга. Она была выше Евсея на голову, светлые волосы, зачёсанные кверху, ещё увеличивали её рост. На бледном, овальном
лице спокойно улыбались серовато-голубые глаза.
У
человека в поддёвке
лицо доброе, глаза ласковые, двигался он медленно и как-то особенно беспечно качал на ходу своё, видимо, сильное тело.
Подошла ночь, когда решено было арестовать Ольгу, Якова и всех, кто был связан с ними по делу типографии. Евсей знал, что типография помещается в саду во флигеле, — там живёт большой рыжебородый
человек Костя с женой, рябоватой и толстой, а за прислугу у них — Ольга. У Кости голова была гладко острижена, а у жены его серое
лицо и блуждающие глаза; они оба показались Евсею
людьми не в своём уме и как будто долго лежали в больнице.
И пусть в дверях встанет Ольга, одетая в белое, тогда он поднимется, обойдёт всю комнату и каждого
человека с размаху ударит по
лицу, — пусть Ольга видит, что ему противны все они.
Когда он встретился с Яковом Зарубиным, то увидал у него над правым глазом небольшой красный шрам; эта новая черта на подвижном
лице сыщика была ему приятна, и сознание, что он нашёл в себе силу и смелость ударить
человека, поднимало его в своих глазах.
А в городе неудержимо быстро росло что-то странное, точно сон.
Люди совершенно потеряли страх; на
лицах, ещё недавно плоских и покорных, теперь остро и явно выступило озабоченное выражение. Все напоминали собою плотников, которые собираются сломать старый дом и деловито рассуждают, с чего удобнее начать работу.
Слушая новые речи, Евсей робко улыбался, беспомощно оглядываясь, искал вокруг себя в толпе
человека, с которым можно было бы откровенно говорить, но, находя приятное, возбуждающее доверие
лицо, вздыхал и думал...
В эти тёмные обидные ночи рабочий народ ходил по улицам с песнями, с детской радостью в глазах, —
люди впервые ясно видели свою силу и сами изумлялись значению её, они поняли свою власть над жизнью и благодушно ликовали, рассматривая ослепшие дома, неподвижные, мёртвые машины, растерявшуюся полицию, закрытые пасти магазинов и трактиров, испуганные
лица, покорные фигуры тех
людей, которые, не умея работать, научились много есть и потому считали себя лучшими
людьми в городе.
Всюду собирались толпы
людей и оживлённо говорили свободной, смелою речью о близких днях торжества правды, горячо верили в неё, а неверующие молчали, присматриваясь к новым
лицам, запоминая новые речи. Часто среди толпы Климков замечал шпионов и, не желая, чтобы они видели его, поспешно уходил прочь. Чаще других встречался Мельников. Этот
человек возбуждал у Евсея особенный интерес к себе. Около него всегда собиралась тесная куча
людей, он стоял в середине и оттуда тёмным ручьём тёк его густой голос.
— Саша кричит — бейте их! Вяхирев револьверы показывает, — буду, говорит, стрелять прямо в глаза, Красавин подбирает шайку каких-то
людей и тоже всё говорит о ножах, чтобы резать и прочее. Чашин собирается какого-то студента убить за то, что студент у него любовницу увёл. Явился ещё какой-то новый, кривой, и всё улыбается, а зубы у него впереди выбиты — очень страшное
лицо. Совершенно дико всё это… Он понизил голос до шёпота и таинственно сказал...
Климков согнулся, пролезая в маленькую дверь, и пошёл по тёмному коридору под сводом здания на огонь, слабо мерцавший где-то в глубине двора. Оттуда навстречу подползал шорох ног по камням, негромкие голоса и знакомый, гнусавый, противный звук… Климков остановился, послушал, тихо повернулся и пошёл назад к воротам, приподняв плечи, желая скрыть
лицо воротником пальто. Он уже подошёл к двери, хотел постучать в неё, но она отворилась сама, из неё вынырнул
человек, споткнулся, задел Евсея рукой и выругался...
Высокий
человек с костлявым
лицом жалобно говорил, разводя руками...
Евсей, с радостью слушая эти слова, незаметно разглядывал молодое
лицо, сухое и чистое, с хрящеватым носом, маленькими усами и клочком светлых волос на упрямом подбородке.
Человек сидел, упираясь спиной в угол вагона, закинув ногу на ногу, он смотрел на публику умным взглядом голубых глаз и, говорил, как имеющий власть над словами и мыслями, как верующий в их силу.
Он устало оглянулся,
человек в шапке стоял на площадке вагона, к нему, мимо Евсея, шагал Мельников, а Зарубин лежал вниз
лицом на полу и не двигался.
Евсею захотелось сказать этому тяжёлому
человеку, что он сам дурак, слепой зверь, которого хитрые и жестокие хозяева его жизни научили охотиться за
людьми, но Мельников поднял голову и, глядя в
лицо Климкова тёмными, страшно вытаращенными глазами, заговорил гулким шёпотом...