Неточные совпадения
Сдвинув рыжие брови, он гулко крякнул, перекрестился, задев сына
рукою по
щеке, и крепко прижал его к себе.
Поп звонко хохотал, вскидывая голову, как туго взнузданная лошадь; длинные волосы падали ему на угреватые
щёки, он откидывал их за уши, тяжко отдувался и вдруг, прервав смех, смотрел на людей, строго хмурясь, и громко говорил что-нибудь от писания. Вскоре он ушёл, покачиваясь, махая
рукою во все стороны, сопровождаемый старым дьяконом, и тотчас же высокая старуха встала, поправляя на голове тёмный платок, и начала говорить громко и внушительно...
Страх, стыд и жалость к ней охватили его жаром и холодом; опустив голову, он тихонько пошёл к двери, но вдруг две тёплых
руки оторвали его от земли, он прижался
щекою к горячему телу, и в ухо ему полился умоляющий, виноватый шёпот...
Лицо старика, огромное и багровое, странно изменилось,
щёки оплыли, точно тесто, зрачки слились с белками в мутные, серо-зелёные пятна, борода тряслась, и красные
руки мяли картуз. Вот он двинул ногой в сторону Палаги и рыкнул...
И замолчал, как ушибленный по голове чем-то тяжёлым: опираясь спиною о край стола, отец забросил левую
руку назад и царапал стол ногтями, показывая сыну толстый, тёмный язык. Левая нога шаркала по полу, как бы ища опоры,
рука тяжело повисла, пальцы её жалобно сложились горсточкой, точно у нищего, правый глаз, мутно-красный и словно мёртвый, полно налился кровью и слезой, а в левом горел зелёный огонь. Судорожно дёргая углом рта, старик надувал
щёку и пыхтел...
Когда стали погружать в серую окуровскую супесь тяжёлый гроб и чернобородый пожарный, открыв глубочайшую красную пасть, заревел, точно выстрелил: «Ве-еч…» — Ммтвей свалился на землю, рыдая и биясь головою о чью-то жёсткую, плешивую могилу, скупо одетую дёрном. Его обняли цепкие
руки Пушкаря, прижали
щекой к медным пуговицам. Горячо всхлипывая, солдат вдувал ему в ухо отрывистые слова...
Солдат ещё более обуглился, седые волосы на
щеках и подбородке торчали, как иглы ежа, и лицо стало сумрачно строгим. Едва мерцали маленькие глаза, залитые смертною слезою, пальцы правой
руки, сложенные в крестное знамение, неподвижно легли на сердце.
Наталья ушла, он одёрнул рубаху, огладил
руками жилет и, стоя среди комнаты, стал прислушиваться: вот по лестнице чётко стучат каблуки, отворилась дверь, и вошла женщина в тёмной юбке, клетчатой шали, гладко причёсанная, высокая и стройная. Лоб и
щёки у неё были точно вылеплены из снега, брови нахмурены, между глаз сердитая складка, а под глазами тени утомления или печали. Смотреть в лицо ей — неловко, Кожемякин поклонился и, не поднимая глаз, стал двигать стул, нерешительно, почти виновато говоря...
Она вздрагивала, куталась в шаль, часто подносила
руки к вискам, и на
щеке у неё трепетала тёмная прядь волос.
Она положила крепкие
руки свои на плечи ему и, заглядывая в лицо мокрыми, сияющими глазами, стала что-то говорить утешительно и торопливо, а он обнял её и, целуя лоб,
щёки, отвечал, не понимая и не слыша её слов...
Щека у него вздрагивает, тонкие волосёнки дымом вокруг головы, глаза серые, большие и глядят чаще всего в потолок, а по костям лица гуляет улыбочка, и он её словно стереть хочет, то и дело проводя по
щекам сухонькими
руками.
Он надул
щёки, угрожающе вытаращил глаза и, запустив пальцы обеих
рук в спутанные волосы, замолчал, потом, фыркнув и растянув лицо в усмешку, молча налил водки, выпил и, не закусывая, кивнул головой.
Только старый Хряпов, быстро отирая серыми, как птичьи лапы,
руками обильную слезу в морщинах
щёк, сказал при всех, громко...
Он умилялся её правдивостью, мягким задором, прозрачным взглядом ласковых глаз и вспоминал её смех — негромкий, бархатистый и светлый. Смеясь, она почти не открывала рта, ровный рядок её белых зубов был чуть виден; всегда при смехе уши у неё краснели, она встряхивала головой, на
щёки осыпались светлые кудри, она поднимала
руки, оправляя их; тогда старик видел, как сильно растёт её грудь, и думал...
Неточные совпадения
Очи-то ясные, // Щеки-то красные, // Пухлые
руки как сахар белы, // Да на ногах — кандалы!
Щеки рдели румянцем, глаза блестели, маленькие белые
руки, высовываясь из манжет кофты, играли, перевивая его, углом одеяла.
И она не могла не ответить улыбкой — не словам, а влюбленным глазам его. Она взяла его
руку и гладила ею себя по похолодевшим
щекам и обстриженным волосам.
Она, не выпуская
руки его, вошла в гостиную. Княгиня, увидав их, задышала часто и тотчас же заплакала и тотчас же засмеялась и таким энергическим шагом, какого не ждал Левин, подбежала к ним и, обняв голову Левину, поцеловала его и обмочила его
щеки слезами.
— Тебе бы так мучительно было одному, — сказала она и, подняв высоко
руки, которые закрывали ее покрасневшие от удовольствия
щеки, свернула на затылке косы и зашпилила их. — Нет, — продолжала она, — она не знала… Я, к счастию, научилась многому в Содене.