— Братцы! Горожане! Приходят к нам молодые люди, юноши, чистые сердцем, будто ангелы
приходят и говорят доброе, неслыханное, неведомое нам — истинное божье говорят, и — надо слушать их: они вечное чувствуют, истинное — богово! Надо слушать их тихо, во внимании, с открытыми сердцами, пусть они не известны нам, они ведь потому не известны, что хорошего хотят, добро несут в сердцах, добро, неведомое нам…
Неточные совпадения
Говоря о колдовстве, она понижала голос до жуткого шёпота, её круглые розовые щёки
и полная, налитая жиром шея бледнели, глаза почти закрывались, в словах шелестело что-то безнадёжное
и покорное. Она рассказывала, как ведуны вырезывают человечий след
и наговорами на нём сушат кровь человека, как пускают по ветру килы [Кила — грыжа — Ред.]
и лихорадки на людей, загоняют под копыта лошадей гвозди, сделанные из гробовой доски, а ночью в стойло
приходит мертвец, хозяин гроба,
и мучает лошадь, ломая ей ноги.
Пришли домой, на дворе бабы начали о чём-то спорить, молодая испуганно глядела на них голубыми глазами
и жалобно
говорила...
— Хорош солдат — железо, прямо сказать! Работе — друг, а не то, что как все у нас:
пришёл, алтын сорвал, будто сук сломал, дерево сохнет, а он
и не охнет!
Говорил он про тебя намедни, что ты к делу хорошо будто пригляделся. Я ему верю. Ему во всём верить можно: язык свихнёт, а не соврёт!
Но, сбегав раза два в трактир,
и мужики становились бойчее, на ругань отвечали руганью, на шутки — шутками; к полудню почти все они были выпивши,
и споры их с покупателями нередко разрешались боем. Являлся базарный староста Леснов,
приходил Анкудин
и другой будочник — Мохоедов; пьяных
и буянов отправляли в пожарную. Солидные люди, внушительно крякая,
говорили мужикам...
— Да. Батюшка очень его полюбил. — Она задумчиво
и печально улыбнулась. —
Говорит про него: сей магометанин ко Христу много ближе, чем иные прихожане мои! Нет, вы подумайте, вдруг сказала она так, как будто давно
и много
говорила об этом, — вот полюбили друг друга иноплеменные люди — разве не хорошо это? Ведь рано или поздно все люди к одному богу
придут…
Хворала она недель пять,
и это время было его праздником. Почти каждый день он
приходил справляться о её здоровье
и засиживался в тесной комнатке у ног женщины до поры, пока не замечал, что она устала
и не может
говорить.
Там, в номере, к нему почти каждый день
приходил отец Захария, человек тучный, добрый
и весёлый, с опухшими веками
и больными глазами в дымчатых очках, крестясь, садился за стол к самовару
и говорил всегда одно
и то же...
В таких мыслях через несколько дней он
пришёл к Марфе Посуловой
и, размягчённый её ласками, удовлетворяя настойчивое желание
поговорить с нею о деле, тяготившем его, сказал...
— Они меня пугают, — бросив папиросу в полоскательницу, обратилась Елена к Самгину. —
Пришли и говорят: солдаты ни о чем, кроме земли, не думают, воевать — не хотят, и у нас будет революция.
А капитан на другой день к офицеру
пришел и говорит: «Вы не гневайтесь на молдаванку, мы ее немножко позадержали, она, то есть, теперь в реке, а с вами, дескать, прогуляться можно на сабле или на пистолях, как угодно».
Неточные совпадения
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! —
говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я
и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие
и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Как в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала
говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — //
Пришла моя пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна ей, // Как матери родной! // Сама крестила мальчика //
И имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…
Но как
пришло это баснословное богатство, так оно
и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове
и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
Услыхав об этом, помощник градоначальника
пришел в управление
и заплакал.
Пришли заседатели —
и тоже заплакали; явился стряпчий, но
и тот от слез не мог
говорить.
Анна
говорила, что
приходило ей на язык,
и сама удивлялась, слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны были ее слова
и как похоже было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей
и поддерживала ее.