Матвей вспомнил ту покорность, с которою люди говорят о судьбе, бесчисленные поговорки в честь её, ему не хотелось, чтобы
пожарный говорил об этом, он простился с ним.
Неточные совпадения
Но, сбегав раза два в трактир, и мужики становились бойчее, на ругань отвечали руганью, на шутки — шутками; к полудню почти все они были выпивши, и споры их с покупателями нередко разрешались боем. Являлся базарный староста Леснов, приходил Анкудин и другой будочник — Мохоедов; пьяных и буянов отправляли в
пожарную. Солидные люди, внушительно крякая,
говорили мужикам...
В Петербурге убили царя, винят в этом дворян, а
говорить про то запрещают. Базунова полицейский надзиратель ударил сильно в грудь, когда он о дворянах
говорил, грозились в
пожарную отвести, да человек известный и стар. А Кукишева, лавочника, — который, стыдясь своей фамилии, Кекишевым называет себя, — его забрали, он первый крикнул. Убить пробовали царя много раз, всё не удавалось, в конец же первого числа застрелили бомбой. Понять это совсем нельзя».
Неточные совпадения
— Передавили друг друга. Страшная штука. Вы — видели? Черт… Расползаются с поля люди и оставляют за собой трупы. Заметили вы:
пожарные едут с колоколами, едут и — звонят! Я
говорю: «Подвязать надо, нехорошо!» Отвечает: «Нельзя». Идиоты с колокольчиками… Вообще, я скажу…
— Ванька, в сущности, добрая душа, а грубит только потому, что не смеет
говорить иначе, боится, что глупо будет. Грубость у него — признак ремесла, как дурацкий шлем
пожарного.
Самгину казалось, что редактор
говорит умно, но все-таки его словесность похожа на упрямый дождь осени и вызывает желание прикрыться зонтиком. Редактора слушали не очень почтительно, и он находил только одного единомышленника — Томилина, который, с мужеством
пожарного, заливал пламень споров струею холодных слов.
Нехлюдов слез с пролетки и вслед за ломовым, опять мимо
пожарного часового, вошел на двор участка. На дворе теперь
пожарные уже кончили мыть дроги, и на их месте стоял высокий костлявый брандмайор с синим околышем и, заложив руки в карманы, строго смотрел на буланого с наеденной шеей жеребца, которого
пожарный водил перед ним. Жеребец припадал на переднюю ногу, и брандмайор сердито
говорил что-то стоявшему тут же ветеринару.
Меня, старого москвича и, главное, старого
пожарного, резануло это слово. Москва, любовавшаяся своим знаменитым
пожарным обозом — сперва на красавцах лошадях, подобранных по мастям, а потом бесшумными автомобилями, сверкающими медными шлемами, — с гордостью
говорила: