«Молодой, красивый, — думал Матвей Савельев, закрыв глаза и притворяясь, будто уснул, — ему бы за девицами ухаживать, на гармонии играть, а он живёт монахом, деньги не тратит, сапожонки худые и даже праздничной одёжи нет, не покупает. Скучный какой-то, всех готов осудить. Живёт в углу.
Плохие люди везде на улицах шумят, а кто получше — в уголок прячется».
О голоде, ожидаемом в этом году, говорит с явной радостью, и по её суждениям выходит так, что чем
хуже человеку, тем это полезней для него.
— Да-а, — не сразу отозвалась она. — Бесполезный только — куда его? Ни купец, ни воин. Гнезда ему не свить, умрёт в трактире под столом, а то — под забором, в луже грязной. Дядя мой говаривал, бывало: «
Плохие люди — не нужны, хорошие — недужны». Странником сделался он, знаете — вера есть такая, бегуны — бегают ото всего? Так и пропал без вести: это полагается по вере их — без вести пропадать…
Неточные совпадения
— Ты одно помни: нет
худа без добра, а и добро без
худа — чудо! Господь наш русский он добрый бог, всё терпит. Он видит: наш-то брат не столь зол, сколько глуп. Эх, сынок! Чтобы
человека осудить, надо с год подумать. А мы, согрешив по-человечьи, судим друг друга по-звериному: сразу хап за горло и чтобы душа вон!
— Вот, Савелий Иванов, решили мы, околоток здешний, оказать тебе честьдоверие — выбрать по надзору за кладкой собора нашего. Хотя ты в обиходе твоём и дикой
человек, но как в делах торговых не знатно
худого за тобой — за то мы тебя и чествуем…
Дети, как и взрослые, производили впечатление
людей, которые поселились в этом месте временно, — они ничего не любят тут, им ничего не жалко. Город был застроен тесно, но было много пустырей; почти везде на дворах густо росли сорные травы, ветер заносил в огороды их семена, гряды овощей приходилось полоть по два, по три раза; все плодовые деревья в садах были покрыты лишаями, росли коряво, медленно и давали
плохой урожай.
— Брось — все
люди! Где нам правда? Али — я правда?
Худой я мужичонка, неверный, мошенник я. — Вот те истинный Христос!
Прослушал я эту историю и не могу понять: что тут хорошо, что плохо? Много слышал я подобного, всюду действуют
люди, как будто не совсем
плохие и даже — добрые, и даже иной раз другому добра желают, а всё делается как-то за счёт третьего и в погибель ему.
«Не стесняйся, брат, видал я
людей гораздо
хуже тебя, говори всё прямо!»
— Вы, сударь,
хуже злого. Злой — он хоть сопротивление вызывает, вы же — никаких чувств, кроме жалости. Жалко вас, и — больше ничего! Русский вы
человек, очень русский! На сорок лет в пустыню надо вас, таких. И её с вами.
Вторым почётным гостем был соборный староста Смагин, одетый в рубаху, поддёвку и плисовые сапоги с мягкими подошвами;
человек тучный, с бритым, как у старого чиновника, лицом и обиженно вытаращенными водянистыми глазами; его жена, в чёрном, как монахиня,
худая, высокая, с лошадиными челюстями и короткой верхней губой, из-за которой сверкали широкие кости белых зубов.
Павел Петрович недолго присутствовал при беседе брата с управляющим, высоким и
худым человеком с сладким чахоточным голосом и плутовскими глазами, который на все замечания Николая Петровича отвечал: «Помилуйте-с, известное дело-с» — и старался представить мужиков пьяницами и ворами.
Он стал искать глазами начальство и, увидав невысокого
худого человека с усами, в офицерских погонах, ходившего позади народа, обратился к нему:
— Рыба говори, камень стреляй, тебе, капитан, в тумане худо посмотри, ночью какой-то
худой люди ходи… Моя думай, в этом месте черт живи. Другой раз тут моя спи не хочу!
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести было нельзя, и потому все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «
худой люди».
Неточные совпадения
— Смотри, не хвастай силою, — // Сказал мужик с одышкою, // Расслабленный,
худой // (Нос вострый, как у мертвого, // Как грабли руки тощие, // Как спицы ноги длинные, // Не
человек — комар).
— Да, и повторяю, что
человек, который попрекает меня, что он всем пожертвовал для меня, — сказала она, вспоминая слова еще прежней ссоры, — что это
хуже, чем нечестный
человек, — это
человек без сердца.
«Эта холодность — притворство чувства, — говорила она себе. — Им нужно только оскорбить меня и измучать ребенка, а я стану покоряться им! Ни за что! Она
хуже меня. Я не лгу по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит
людей, будет обманывать, но во что бы ни стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили несчастного ребенка.
Он знал, что такое военный
человек, и, по виду и разговору этих господ, по ухарству, с которым они прикладывались к фляжке дорогой, он считал их за
плохих военных.
— Поэтому для обрусения инородцев есть одно средство — выводить как можно больше детей. Вот мы с братом
хуже всех действуем. А вы, господа женатые
люди, в особенности вы, Степан Аркадьич, действуете вполне патриотически; у вас сколько? — обратился он, ласково улыбаясь хозяину и подставляя ему крошечную рюмочку.