Из круглого выреза конуры, грохнув цепью, вырвался Муругой, —
отец крикнул, взмахнул рукой и окропил лицо сына тяжёлыми каплями тёплой влаги.
Неточные совпадения
— Тебя тоже из поганого ружья пристрелить надо! —
закричал отец, взмахивая здоровой рукой. — Говорил — не корми мясом! Сазан, иди, зови лекаря!
Отец выглянул в окно,
крикнув...
Пили чай, водку и разноцветные наливки, ели куличи, пасху, яйца. К вечеру явилась гитара, весёлый лекарь разымчиво играл трепака, Власьевна плясала так, что стулья подпрыгивали, а
отец, широко размахивая здоровой рукой, свистел и
кричал...
— Хорошо, да не весело! — буйно
кричал отец, выходя на середину горницы. — А нуте-ка, братцы, гряньте вдвоём что-нибудь для старых костей, уважьте, право!
Отец, передёрнув плечами, усмехнулся молодой,
крикнул...
— Ид-ди! —
крикнул отец, и лицо его потемнело.
Проводив их громким смехом,
отец как-то сразу напился,
кричал песни и заставлял Палагу плясать, а когда она, заплакав, сказала, что без музыки не умеет, бросил в неё оловянной солоницей да промахнулся и разбил стекло киота.
— Хошь с
отцом твоим! — хвастливо отвечает Мишка и задорно
кричит: — Эй, наши, скажите там родителю, что помирал я, так кланялся ему…
— Отдай, наши, отдай! —
кричат подростки слободы, видя, что
отцы их, братья и дядья разбиты, раскиданы по льду реки.
На бегу люди догадывались о причине набата: одни говорили, что ограблена церковь, кто-то
крикнул, что
отец Виталий помер в одночасье, а старик Чапаков, отставной унтер, рассказывал, что Наполеонов внук снова собрал дванадесять язык, перешёл границы и Петербург окружает. Было страшно слушать эти крики людей, невидимых в густом месиве снега, и все слова звучали правдоподобно.
— Похож на отца-то? —
кричал Никон.
Напротив, в другом углу, громко
кричало чиновничество: толстый воинский начальник Покивайко; помощник исправника Немцев; распухший, с залитыми жиром глазами
отец Любы.
— Вот — соседи мои и знакомые не говорят мне, что я не так живу, а дети, наверное, сказали бы. Ты слышишь, как в наши дни дети-то кричат отцам — не так, все — не так! А как марксисты народников зачеркивали? Ну — это политика! А декаденты? Это уж — быт, декаденты-то! Они уж
отцам кричат: не в таких домах живете, не на тех стульях сидите, книги читаете не те! И заметно, что у родителей-атеистов дети — церковники…
— А дальше дома были обмороки, стенания, крики «опозорила», «осрамила», «обесчестила» и тому подобное. Даже
отец закричал и даже…
Свекровь ее тут же, старушка, // Трудилась; на полном мешке // Красивая Маша, резвушка, // Сидела с морковкой в руке. // Телега, скрыпя, подъезжает — // Савраска глядит на своих, // И Проклушка крупно шагает // За возом снопов золотых. // «Бог помочь! А где же Гришуха?» — // Отец мимоходом сказал. // — В горохах, — сказала старуха. // «Гришуха!» —
отец закричал, // На небо взглянул. «Чай, не рано? // Испить бы…» Хозяйка встает // И Проклу из белого жбана // Напиться кваску подает.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит
закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
— Поля! —
крикнула Катерина Ивановна, — беги к Соне, скорее. Если не застанешь дома, все равно, скажи, что
отца лошади раздавили и чтоб она тотчас же шла сюда… как воротится. Скорей, Поля! На, закройся платком!
— Папочка, папочка, —
кричит он
отцу, — папочка, что они делают! Папочка, бедную лошадку бьют!
— И чего-чего в ефтом Питере нет! — с увлечением
крикнул младший, — окромя отца-матери, все есть!
— Петр Петрович! —
закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего
отца, защитите сирот.