Неточные совпадения
Степь не была уже так хороша и свежа, как бывает весною и в самом начале лета, какою описывал ее мне
отец и какою я после сам узнал ее: по долочкам трава была скошена и сметана в стога, а по другим местам она выгорела от летнего солнца, засохла и пожелтела, и уже сизый ковыль, еще не совсем распустившийся, еще не побелевший, расстилался, как волны, по необозримой равнине; степь была тиха, и ни один птичий голос не оживлял этой тишины;
отец толковал мне, что теперь вся степная птица уже не
кричит, а прячется с молодыми детьми по низким ложбинкам, где трава выше и гуще.
Евсеич приготовил мне самое легонькое удилище и навязал тонкую лесу с маленьким крючком; он насадил крошечный кусочек мятого хлеба, закинул удочку и дал мне удилище в правую руку, а за левую крепко держал меня
отец: ту же минуту наплавок привстал и погрузился в воду, Евсеич
закричал: «Тащи, тащи…» — и я с большим трудом вытащил порядочную плотичку.
Я отвечал на их поклоны множеством поклонов, хотя карета тронулась уже с места, и, высунувшись из окна,
кричал: «Прощайте, прощайте!»
Отец и мать улыбались, глядя на меня, а я, весь в движении и волнении, принялся расспрашивать: отчего эти люди знают, как нас зовут?
У меня начали опять брать подлещики, как вдруг
отец заметил, что от воды стал подыматься туман,
закричал нам, что мне пора идти к матери, и приказал Евсеичу отвести меня домой.
Мансуров и мой
отец горячились больше всех;
отец мой только распоряжался и беспрестанно
кричал: «Выравнивай клячи! нижние подборы веди плотнее! смотри, чтоб мотня шла посередке!» Мансуров же не довольствовался одними словами: он влез по колени в воду и, ухватя руками нижние подборы невода, тащил их, притискивая их к мелкому дну, для чего должен был, согнувшись в дугу, пятиться назад; он представлял таким образом пресмешную фигуру; жена его, родная сестра Ивана Николаича Булгакова, и жена самого Булгакова, несмотря на свое рыбачье увлеченье, принялись громко хохотать.
Только что мы успели запустить невод, как вдруг прискакала целая толпа мещеряков: они принялись громко
кричать, доказывая, что мы не можем ловить рыбу в Белой, потому что воды ее сняты рыбаками;
отец мой не захотел ссориться с близкими соседями, приказал вытащить невод, и мы ни с чем должны были отправиться домой.
Она вышла на маленькую полянку, остановилась и сказала: «Здесь непременно должны быть грузди, так и пахнет груздями, — и вдруг
закричала: — Ах, я наступила на них!» Мы с
отцом хотели подойти к ней, но она не допустила нас близко, говоря, что это ее грузди, что она нашла их и что пусть мы ищем другой слой.
«Напугал меня братец, — продолжала она, — я подумала, что он умер, и начала
кричать; прибежал
отец Василий с попадьей, и мы все трое насилу стащили его и почти бесчувственного привели в избу к попу; насилу-то он пришел в себя и начал плакать; потом, слава богу, успокоился, и мы отслужили панихиду.
— Вот — соседи мои и знакомые не говорят мне, что я не так живу, а дети, наверное, сказали бы. Ты слышишь, как в наши дни дети-то кричат отцам — не так, все — не так! А как марксисты народников зачеркивали? Ну — это политика! А декаденты? Это уж — быт, декаденты-то! Они уж
отцам кричат: не в таких домах живете, не на тех стульях сидите, книги читаете не те! И заметно, что у родителей-атеистов дети — церковники…
Свекровь ее тут же, старушка, // Трудилась; на полном мешке // Красивая Маша, резвушка, // Сидела с морковкой в руке. // Телега, скрыпя, подъезжает — // Савраска глядит на своих, // И Проклушка крупно шагает // За возом снопов золотых. // «Бог помочь! А где же Гришуха?» — // Отец мимоходом сказал. // — В горохах, — сказала старуха. // «Гришуха!» —
отец закричал, // На небо взглянул. «Чай, не рано? // Испить бы…» Хозяйка встает // И Проклу из белого жбана // Напиться кваску подает.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит
закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
— Поля! —
крикнула Катерина Ивановна, — беги к Соне, скорее. Если не застанешь дома, все равно, скажи, что
отца лошади раздавили и чтоб она тотчас же шла сюда… как воротится. Скорей, Поля! На, закройся платком!
— Папочка, папочка, —
кричит он
отцу, — папочка, что они делают! Папочка, бедную лошадку бьют!
— И чего-чего в ефтом Питере нет! — с увлечением
крикнул младший, — окромя отца-матери, все есть!
— Петр Петрович! —
закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего
отца, защитите сирот.