Неточные совпадения
Он долго рассказывал о том, как
бьют солдат на службе, Матвей прижался щекою к его груди и, слыша, как в ней что-то хрипело, думал, что там, задыхаясь, умирает та чёрная и страшная сила, которая недавно вспыхнула на лице
отцовом.
— Про себя? — повторил
отец. — Я — что же? Я, брат, не умею про себя-то! Ну, как сбежал
отец мой на Волгу, было мне пятнадцать лет. Озорной был. Ты вот тихий, а я — ух какой озорник был!
Били меня за это и
отец и многие другие, кому надо было. А я не вынослив был на побои, взлупят меня, я — бежать! Вот однажды
отец и
побей меня в Балахне, а я и убёг на плотах в Кузьдемьянск. С того и началось житьё моё: потерял ведь я отца-то, да так и не нашёл никогда — вот какое дело!
Она слабая была, запуганная; у неё, видишь ты,
отца с матерью на торговой площади кнутом
били, а она это видела.
Каждый день, в хлопотливой суете утра, в жаркой тишине полудня, в тихом шуме вечера, раздавался визг и плач — это
били детей. Им давали таски, потасовки, трёпки, выволочки, подзатыльники, плюхи и шлепки, секли берёзовыми прутьями, пороли ремнями. Кожемякин, не испытавший ничего подобного, вспоминал
отца с тёплой благодарностью и чувством уважения к нему.
Они суше горожан, ловчее и храбрее; их
отцы и матери чаще и злее
бьют, поэтому они привычны к боли и чувствительны к ней менее, чем мальчики города.
— Когда любимую мою женщину
били, лежал я в саду, думал —
бьют али нет ещё? Не заступился, не помог! Конечно —
отец! Ну, хоть в ноги бы ему броситься… Так и вытоптал он ребёночка из неё, — было бы ему теперь пятнадцать лет…
— Знакомы, чать, — работал я у
отца. Савку помнишь?
Били ещё меня, а ты тогда, с испугу, вина дал мне и денег, — не ты, конечно, а Палага. Убил, слышь, он её, — верно, что ли?
— Ненависть — я не признаю. Ненавидеть — нечего, некого. Озлиться можно на часок, другой, а ненавидеть — да за что же? Кого? Все идет по закону естества. И — в гору идет. Мой
отец бил мою мать палкой, а я вот… ни на одну женщину не замахивался даже… хотя, может, следовало бы и ударить.
Она прикидывается, что сделал ей больно, и кричит: «дети, ваш
отец бьет меня!» Я кричу: «не лги!» — «Ведь это уж не в первый раз!» кричит она, или что-нибудь подобное.
Жениться он тоже не хотел, да
отец бил его, и старики велели слушать отцовскую волю; он женился, ушел с топором и там остался.
— Я тебя — не больно. Надо учить. Меня
отец бил ой-ёй как! И мать. Конюх, приказчик. Лакей-немец. Ещё когда свой бьёт — не так обидно, а вот чужой — это горестно. Родная рука — легка!
Это не мешало Илье Афанасьевичу весною из сочной коры ветлы делать для меня превосходные дудки, что давало мне возможность, конечно, в отсутствие
отца бить в подаренный крестным отцом барабан, продолжая в то же время дуть в громогласную дудку.
Неточные совпадения
— Вот еще что выдумал! — говорила мать, обнимавшая между тем младшего. — И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное
било отца. Да будто и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
«Пусть, говорит, видят, как благородные дети чиновного
отца по улицам нищими ходят!» Детей всех
бьет, те плачут.
— Папочка, папочка, — кричит он
отцу, — папочка, что они делают! Папочка, бедную лошадку
бьют!
— Катерина Ивановна ведь вас чуть не
била, у отца-то?
— Люблю дразнить! Мальчишкой будучи,
отца дразнил,
отец у меня штейгером был, потом докопался до дела — в большие тысячники вылез. Драл меня беспощадно, но, как видите, не повредил. Чехов-то прав: если зайца
бить, он спички зажигать выучится. Вы как Чехова-то оцениваете?