А между тем он болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть, теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в
недрах горы, и давно бы пора этому золоту быть ходячей монетой.
Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная от Аристотеля до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в
недра гор, или опускаться в глубину океанов, с ученою пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, — словом, никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно писать, как путешественнику.
Он представлялся ей маленьким гномом, который покинул темные
недра гор, чтобы изведать привязанность, — и это ничего, что он мал, но он крепок, как молодой осленок, о котором в библии так хорошо, рассказано, как упруги его ноги и силен его хребет как бодро он несется и как неутомимо прыгает.
Илья Ильич тоже не отстает от прочих: и он «болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в
недрах горы, и давно пора бы этому золоту быть ходячей монетой.
Неточные совпадения
— Аз есмь бога моего неподкупный слуга и се обличаю вы, яко Исаия!
Горе граду Ариилу, иде же сквернавцы и жулики и всякие мрази безобразнии жительствуют в грязи подлых вожделений своих!
Горе корабельним крилам земли, ибо несут они по путям вселенной людишек препакостных, — разумею вас, нияницы, обжоры, отребие мира сего, — несть вам числа, окаяннии, и не приемлет вас земля в
недра своя!
И
горы соляных кристаллов // По тузлукам твоим найдут, // И руды дорогих металлов // Из
недр глубоких извлекут! // И тук земли не истощенный // Всосут чужие семена, // Чужие снимут племена // Их плод, сторицей возвращенный! // И вглубь лесов и в даль степей // Разгонят дорогих зверей!
Надо видеть черный зев, прорезанный нами, маленьких людей, входящих в него утром, на восходе солнца, а солнце смотрит печально вслед уходящим в
недра земли, — надо видеть машины, угрюмое лицо
горы, слышать темный гул глубоко в ней и эхо взрывов, точно хохот безумного.
Занятый своими мыслями, я незаметно спустился по улице под
гору и очутился пред самой фабрикой, в
недра которой меня не только без всяких препятствий, но и даже с поклоном впустил низенький старичок-караульщик; пройдя маленькую калитку, я очутился в пределах громадной площади, с одной стороны отделенной высокой плотиной, а с трех других — зданием заводской конторы, длинными амбарами, механической и дровосушными печами.
Вечер был. Торопливо катит воды свои мутный Днепр, а за ним вся
гора расцвела храмами: трепещет на солнце кичливое золото церковных глав, сияют кресты, даже стёкла окон как драгоценные камни
горят, — кажется, что земля разверзла
недра и с гордой щедростью показывает солнцу сокровища свои.