Неточные совпадения
Матвею нравилось сидеть в кухне за большим, чисто выскобленным столом; на одном
конце стола Ключарев с татарином играли в шашки, — от них веяло чем-то интересным и серьёзным, на другом солдат раскладывал свою
книгу, новые большие счёты, подводя итоги работе недели; тут же сидела Наталья с шитьём в руках, она стала менее вертлявой, и в зелёных глазах её появилась добрая забота о чём-то.
«Ты — дай мне книги-то, где они? Ты их не прячь, да! Ты договори всё до
конца, чтобы я понял, чтобы я мог спорить, — может, я тебе докажу, что всё — неправда, все твои слова! И народ — неправда, и всё…»
Добыл Максим у Васи, сына трактирщика Савельева,
книгу без
конца, под названием «Тёмные и светлые стороны русской жизни», проезжий какой-то оставил
книгу.
Читал он медленно, не однажды перечитывая те строки, которые особенно нравились ему, и каждый раз, когда
книга подходила к
концу, он беспокойно щупал пальцами таявшие с каждым часом непрочитанные страницы.
Славянофилы, которые в начале книги выражали Россию и русский народ, в
конце книги оказываются кучкой литераторов, полных самомнения и оторванных от жизни.
Я под
конец книги следил за Прудоном, как Кент следил за королем Лиром, ожидая, когда он образумится, но он заговаривался больше и больше, — такие же припадки нетерпимости, необузданной речи, как у Лира, так же «Every inch» [«Каждый дюйм» (англ.).] обличает талант, но… талант «тронутый».
Так, например, книга Несмелова «Догматическая система св. Григория Нисского» была искажена духовной цензурой, его заставили изменить
конец книги в смысле неблагоприятном для учения св.
В
конце книги Лосский говорит о необходимости «онтологической гносеологии», но откладывает ее до следующей книги в полной уверенности, что в этой своей книге он строил гносеологию, свободную от всякой онтологии.
Неточные совпадения
К счастию, эта записка уцелела вполне [Она печатается дословно в
конце настоящей
книги, в числе оправдательных документов.
И вдруг всплывала радостная мысль: «через два года буду у меня в стаде две голландки, сама Пава еще может быть жива, двенадцать молодых Беркутовых дочерей, да подсыпать на казовый
конец этих трех — чудо!» Он опять взялся за
книгу.
В
конце концов история — это памятная
книга несчастий, страданий и вынужденных преступлений наших предков.
Самгин вспомнил, что в детстве он читал «Калевалу», подарок матери;
книга эта, написанная стихами, которые прыгали мимо памяти, показалась ему скучной, но мать все-таки заставила прочитать ее до
конца.
В
конце дорожки, в кустах, оказалась беседка; на ступенях ее лежал башмак с французским каблуком и переплет какой-то
книги; в беседке стояли два плетеных стула, на полу валялся расколотый шахматный столик.