Неточные совпадения
Он был одет в рубаху серого сукна, с карманом на груди, подпоясан ремнём, старенькие, потёртые брюки были заправлены
за голенища смазных, плохо вычищенных сапог,
и всё это не шло к его широкому курносому лицу, к густой, законно русской бороде, от
глаз до плеч; она обросла всю шею
и даже торчала из
ушей, а голова у него — лысая, только на висках
и на затылке развевались серые пряди жидких волос.
Он всё знает: заболела лошадь — взялся лечить, в четверо суток поставил на ноги. Глядел я, как балованая Белка косит на него добрый свой
глаз и за ухо его губами хватает, хорошо было на душе у меня. А он ворчит...
Запрягая лошадь, чтобы ехать
за водой, он дважды молча ударил её кулаком по морде, а когда она, избалованная ласками Максима, метнулась в сторону, прядая
ушами и выкатив испуганные
глаза, он пнул её в живот длинной своей ногой.
Пела скрипка, звенел чистый
и высокий тенор какого-то чахоточного паренька в наглухо застёгнутой поддёвке
и со шрамом через всю левую щёку от
уха до угла губ; легко
и весело взвивалось весёлое сопрано кудрявой Любы Матушкиной; служащий в аптеке Яковлев пел баритоном, держа себя
за подбородок, а кузнец Махалов, человек с воловьими
глазами, вдруг открыв круглую чёрную пасть, начинал реветь — о-о-о!
и, точно смолой обливая, гасил все голоса, скрипку, говор людей
за воротами.
Беленькая, тонкая
и гибкая, она сбросила с головы платок, кудрявые волосы осыпались на лоб
и щёки ей, закрыли весёлые
глаза; бросив книгу на стул, она оправляла их длинными пальцами, забрасывая
за уши, маленькие
и розовые, — она удивительно похожа была на свою мать, такая же куколка, а старое, длинное платье, как будто знакомое Кожемякину, усиливало сходство.
Неточные совпадения
Это было у места, потому что Фемистоклюс укусил
за ухо Алкида,
и Алкид, зажмурив
глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом, но, почувствовав, что
за это легко можно было лишиться блюда, привел рот в прежнее положение
и начал со слезами грызть баранью кость, от которой у него обе щеки лоснились жиром.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках
и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате,
и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах
и даже на губах, вечная пропись перед
глазами: «не лги, послушествуй старшим
и носи добродетель в сердце»; вечный шарк
и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост;
и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед
за сими словами краюшка
уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
— Как он может этак, знаете, принять всякого, наблюсти деликатность в своих поступках, — присовокупил Манилов с улыбкою
и от удовольствия почти совсем зажмурил
глаза, как кот, у которого слегка пощекотали
за ушами пальцем.
— Четыре… пять… Отойди, братец, отойди; можешь даже
за дерево стать
и уши заткнуть, только
глаз не закрывай; а повалится кто, беги подымать. Шесть… семь… восемь… — Базаров остановился. — Довольно? — промолвил он, обращаясь к Павлу Петровичу, — или еще два шага накинуть?
«
Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было идти в суд, он оделся, взял портфель
и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный
и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые
глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее
за конец грифа
и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом
и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.