Неточные совпадения
Вздрагивая от страха, мальчик выбрался из пеньки и встал
в дверях амбара, весь опутанный седым волокном.
Отец молча отвёл его
в сад, сел там на дёрновой скамье под яблоней, поставил сына между колен себе и невесело сказал...
Кожемякин крякнул, замолчал и снова хмуро оглянул весь
сад, посмотрел на главы монастырской церкви. Мальчик, тихонько расчёсывая пальцами густую бороду
отца, нетерпеливо толкнул его локтем
в грудь.
Но глубже всех рассказов той поры
в память Матвея Кожемякина врезался рассказ
отца про Волгу. Было это весенним днём,
в саду,
отец только что воротился из уезда, где скупал пеньку. Он приехал какой-то особенно добрый, задумчивый и говорил так, точно провинился пред всем миром.
Матвею стало грустно, не хотелось уходить. Но когда, выходя из
сада, он толкнул тяжёлую калитку и она широко распахнулась перед ним, мальчик почувствовал
в груди прилив какой-то новой силы и пошёл по двору тяжёлой и развалистой походкой
отца. А
в кухне — снова вернулась грусть, больно тронув сердце: Власьевна сидела за столом, рассматривая
в маленьком зеркальце свой нос, одетая
в лиловый сарафан и белую рубаху с прошвами, обвешанная голубыми лентами. Она была такая важная и красивая.
Добродушно ворчала вода
в самоваре, тонко свистел пар, вырываясь из-под крышки,
в саду распевала малиновка; оттуда вливались вечерние, тёплые запахи липы, мяты и смородины,
в горнице пахло крепким чаем, душистым, как ладан, берёзовым углём и сдобным тестом. Было мирно, и душа мальчика, заласканная песнью, красками и запахами догоравшего дня, приветно и виновно раскрывалась встречу словам
отца.
Вскоре
отец отправился скупать пеньку, а на другой день после его отъезда, рано утром, Матвея разбудила песня
в саду под его окном.
Вспомнилась ему
отцова шутка. Вскоре после свадьбы он, подмигнув Пушкарю на Палагу, гулявшую
в саду, сказал...
— Ну, пошёл, иди! Пошли её сюда, а Мо… сын вышел бы
в сад, — ворчал
отец.
— Когда любимую мою женщину били, лежал я
в саду, думал — бьют али нет ещё? Не заступился, не помог! Конечно —
отец! Ну, хоть
в ноги бы ему броситься… Так и вытоптал он ребёночка из неё, — было бы ему теперь пятнадцать лет…
Помните — как молился он
в Гефсиманском
саду: «Господи, пронеси мимо меня чашу сию», — трудно было ему, труднее, чем нам, а — подчинился он кротко воле
отца, спасения нашего ради!
Неточные совпадения
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они
в саду при лунном свете, что губернатор даже бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что
отец и мать никогда не согласятся, решился на похищение.
Служив отлично-благородно, // Долгами жил его
отец, // Давал три бала ежегодно // И промотался наконец. // Судьба Евгения хранила: // Сперва Madame за ним ходила, // Потом Monsieur ее сменил; // Ребенок был резов, но мил. // Monsieur l’Abbé, француз убогой, // Чтоб не измучилось дитя, // Учил его всему шутя, // Не докучал моралью строгой, // Слегка за шалости бранил // И
в Летний
сад гулять водил.
Однажды он, гуляя с ней по
саду, внезапно промолвил угрюмым голосом, что намерен скоро уехать
в деревню к
отцу…
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала любовь
отца, как равнодушно и
отец и мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую руку
отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как
отец и брат плакали
в саду якобы о «Русских женщинах» Некрасова. Возникали
в памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные слова:
Мальчики ушли. Лидия осталась, отшвырнула веревки и подняла голову, прислушиваясь к чему-то. Незадолго пред этим
сад был обильно вспрыснут дождем, на освеженной листве весело сверкали
в лучах заката разноцветные капли. Лидия заплакала, стирая пальцем со щек слезинки, губы у нее дрожали, и все лицо болезненно морщилось. Клим видел это, сидя на подоконнике
в своей комнате. Он испуганно вздрогнул, когда над головою его раздался свирепый крик
отца Бориса: