Неточные совпадения
Кутузов промычал что-то, а Клим бесшумно спустился вниз и снова зашагал вверх по лестнице, но
уже торопливо и твердо. А когда он вошел на площадку — на ней никого не было. Он очень возжелал немедленно рассказать брату
этот диалог, но, подумав, решил, что
это преждевременно: роман обещает быть интересным, герои его все такие плотные, тельные. Их телесная плотность особенно возбуждала любопытство Клима. Кутузов и брат, вероятно, поссорятся, и
это будет полезно для брата,
слишком подчиненного Кутузову.
«Да, эволюция! Оставьте меня в покое. Бесплодные мудрствования — как
это? Grübelsucht. Почему я обязан думать о мыслях, людях, событиях, не интересных для меня, почему? Я все время чувствую себя в чужом платье: то
слишком широкое, оно сползает с моих плеч, то,
узкое, стесняет мой рост».
Изложив свои впечатления в первый же день по приезде, она
уже не возвращалась к ним, и скоро Самгин заметил, что она сообщает ему о своих делах только из любезности, а не потому, что ждет от него участия или советов. Но он был
слишком занят собою, для того чтоб обижаться на нее за
это.
—
Это — счастливо, — говорил он, идя рядом. — А я думал: с кем бы поболтать? О вас я не думал.
Это —
слишком высоко для меня. Но
уж если вы — пусть будет так!
Затем он вспомнил, как неудобно было лежать в постели рядом с нею, — она занимала
слишком много места, а кровать
узкая. И потом
эта ее манера бережно укладывать груди в лиф…
— Революция мне чужда, но они —
слишком! Ведь еще неизвестно, на чьей стороне сила, а они
уже кричат: бить, расстреливать, в каторгу! Такие, знаешь… мстители! А
этот Стратонов — нахал, грубиян, совершенно невозможная фигура! Бык…
— Я видел в Берлине театр Станиславского. Очень оригинально! Но, знаете,
это слишком серьезно для театра и
уже не так — театр, как… — Приподняв плечи, он развел руками и — нашел слово...
Затем он подумал, что вокруг
уже слишком тихо для человека. Следовало бы, чтоб стучал маятник часов, действовал червяк-древоточец, чувствовалась бы «жизни мышья беготня». Напрягая слух, он уловил шорох листвы деревьев в парке и вспомнил, что кто-то из литераторов приписал
этот шорох движению земли в пространстве.
Он пережил
слишком много, и хотя его разум сильно устал «регистрировать факты», «системы фраз», но не утратил
эту уже механическую, назойливую и бесплодную привычку.
— Здесь очень много русских, и — представь? — на днях я, кажется, видела Алину, с
этим ее купцом. Но мне
уже не хочется бесконечных русских разговоров. Я
слишком много видела людей, которые все знают, но не умеют жить. Неудачники, все неудачники. И очень озлоблены, потому что неудачники. Но — пойдем в дом.
Было очень приятно напомнить себе, что, закончив
это дело, он освобождается от неизбежности частых встреч с Еленой, которая
уже несколько тяготила своей близостью, а иногда и обижала
слишком бесцеремонным,
слишком фамильярным отношением к нему.
— Нет,
это уже слишком, — сказал Чичиков, когда выехали они со двора. — Это даже по-свински. Не беспокойно ли вам, Платон Михалыч? Препокойная была коляска, и вдруг стало беспокойно. Петрушка, ты, верно, по глупости, стал перекладывать? отовсюду торчат какие-то коробки!
Неточные совпадения
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел
слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил
этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз
уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Левин не был так счастлив: он ударил первого бекаса
слишком близко и промахнулся; повел зa ним, когда он
уже стал подниматься, но в
это время вылетел еще один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
Это уж будет
слишком глупо.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к
этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы
уже и
слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
Приложение или неприложение христианского правила к своему случаю был вопрос
слишком трудный, о котором нельзя было говорить слегка, и вопрос
этот был
уже давно решен Алексеем Александровичем отрицательно.