Неточные совпадения
Зимою она засыпала, как муха, сидела в комнатах,
почти не выходя гулять,
и сердито жаловалась на бога, который совершенно напрасно огорчает ее,
посылая на землю дождь, ветер, снег.
Остановясь, она подняла голову
и пошла к дому, обойдя учителя, как столб фонаря. У постели Клима она встала с лицом необычно строгим,
почти незнакомым,
и сердито начала упрекать...
— Вот уж
почти два года ни о чем не могу думать, только о девицах. К проституткам
идти не могу, до этой степени еще не дошел. Тянет к онанизму, хоть руки отрубить. Есть, брат, в этом влечении что-то обидное до слез, до отвращения к себе. С девицами чувствую себя идиотом. Она мне о книжках, о разных поэзиях, а я думаю о том, какие у нее груди
и что вот поцеловать бы ее да
и умереть.
Клим
шел во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда
пошла Лидия. Это значило, что там будет
и Макаров. Но, наблюдая за девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова. Сидя где-нибудь в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту, в оранжевый платок
и смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом темных глаз. Климу казалось, что в этом взгляде да
и вообще во всем поведении Лидии явилось нечто новое,
почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность
и печаль.
Клим обнял его за талию, удержал на ногах
и повел. Это было странно: Макаров мешал
идти, толкался, но шагал быстро, он
почти бежал, а
шли до ворот дома мучительно долго. Он скрипел зубами, шептал, присвистывая...
Идя к Нехаевой прощаться, он угрюмо ожидал слез
и жалких слов, но сам
почти до слез был тронут, когда девушка, цепко обняв его шею тонкими руками, зашептала...
Прислуга Алины сказала Климу, что барышня нездорова, а Лидия ушла гулять; Самгин спустился к реке, взглянул вверх по течению, вниз — Лидию не видно. Макаров играл что-то очень бурное. Клим
пошел домой
и снова наткнулся на мужика, тот стоял на тропе
и, держась за лапу сосны, ковырял песок деревянной ногой, пытаясь вычертить круг. Задумчиво взглянув в лицо Клима, он уступил ему дорогу
и сказал тихонько,
почти в ухо...
Четыре женщины заключали шествие: толстая, с дряблым лицом монахини; молоденькая
и стройная, на тонких ногах,
и еще две
шли, взяв друг друга под руку, одна — прихрамывала, качалась; за ее спиной сонно переставлял тяжелые ноги курносый солдат,
и синий клинок сабли
почти касался ее уха.
Он
шел и смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами в форме трапеции, средний был доведен
почти до конца, каменщики выкладывали последние ряды третьего этажа, хорошо видно было, как на краю стены шевелятся фигурки в красных
и синих рубахах, в белых передниках, как тяжело шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
Вообще все
шло необычно просто
и легко,
и почти не чувствовалось, забывалось как-то, что отец умирает. Умер Иван Самгин через день, около шести часов утра, когда все в доме спали, не спала, должно быть, только Айно; это она, постучав в дверь комнаты Клима, сказала очень громко
и странно низким голосом...
Поярков работал в каком-то частном архиве,
и по тому, как бедно одевался он, по истощенному лицу его можно было заключить, что работа оплачивается плохо. Он часто
и ненадолго забегал к Любаше, говорил с нею командующим тоном,
почти всегда куда-то
посылал ее, Любаша покорно исполняла его поручения
и за глаза называла его...
Пейзаж портили красные массы
и трубы фабрик. Вечером
и по праздникам на дорогах встречались группы рабочих; в будни они были чумазы, растрепанны
и злы, в праздники приодеты,
почти всегда пьяны или выпивши,
шли они с гармониями, с песнями, как рекрута,
и тогда фабрики принимали сходство с казармами. Однажды кучка таких веселых ребят, выстроившись поперек дороги, крикнула ямщику...
И, отдав Варваре
честь, он
пошел за толпой, как пастух.
Изредка, воровато
и почти бесшумно, как рыба в воде, двигались быстрые, черные фигурки людей. Впереди кто-то дробно стучал в стекла, потом стекло, звякнув, раскололось, прозвенели осколки, падая на железо, взвизгнула
и хлопнула калитка, встречу Самгина кто-то очень быстро
пошел и внезапно исчез, как бы провалился в землю.
Почти в ту же минуту из-за угла выехали пятеро всадников, сгрудились,
и один из них испуганно крикнул...
Открывались окна в домах, выглядывали люди, все — в одну сторону, откуда еще доносились крики
и что-то трещало, как будто ломали забор. Парень сплюнул сквозь зубы, перешел через улицу
и присел на корточки около гимназиста, но тотчас же вскочил, оглянулся
и быстро,
почти бегом,
пошел в тихий конец улицы.
Он оделся
и, как бы уходя от себя,
пошел гулять. Показалось, что город освещен празднично, слишком много было огней в окнах
и народа на улицах много. Но одиноких прохожих
почти нет, люди
шли группами, говор звучал сильнее, чем обычно, жесты — размашистей; создавалось впечатление, что люди
идут откуда-то, где любовались необыкновенно возбуждающим зрелищем.
Самгин, подхватив женщину под руку, быстро повел ее; она
шла покорно, молча, не оглядываясь, навертывая на голову шаль, смотрела под ноги себе, но шагала тяжело, шаркала подошвами, качалась,
и Самгин
почти тащил ее.
Жандарм тяжело поднял руку, отдавая
честь,
и пошел прочь, покачиваясь, обер тоже отправился за ним, а поручик, схватив Самгина за руку, втащил его в купе, толкнул на диван
и, закрыв дверь, похохатывая, сел против Клима — колено в колено.
Просидев часа два, Самгин
почти с наслаждением погрузился в белую бурю на улице, — его толкало, покачивало, черные фигуры вырывались из белого вихря, наскакивая на него, обгоняя; он
шел и чувствовал: да, начинается новая полоса жизни.
— Эге-е! — насмешливо раздалось из сумрака, люди заворчали, зашевелились. Лидия привстала, взмахнув рукою с ключом, чернобородый Захарий
пошел на голос
и зашипел; тут Самгину показалось, что Марина улыбается. Но осторожный шумок потонул в быстром потоке крикливой
и уже
почти истерической речи Таисьи.
Пред весною исчез Миша, как раз в те дни, когда для него накопилось много работы,
и после того, как Самгин
почти примирился с его существованием. Разозлясь, Самгин решил, что у него есть достаточно веский повод отказаться от услуг юноши. Но утром на четвертый день позвонил доктор городской больницы
и сообщил, что больной Михаил Локтев просит Самгина посетить его. Самгин не успел спросить, чем болен Миша, — доктор повесил трубку; но приехав в больницу, Клим сначала
пошел к доктору.
Домой
пошли пешком. Великолепный город празднично шумел, сверкал огнями, магазины хвастались обилием красивых вещей, бульвары наполнял веселый говор, смех, с каштанов падали лапчатые листья, но ветер был
почти неощутим
и листья срывались как бы веселой силой говора, смеха, музыки.
Из двери дома быстро,
почти наскочив на Самгина, вышла женщина в белом платье, без шляпы, смерила его взглядом
и пошла впереди, не торопясь. Среднего роста, очень стройная, легкая.
— Еду мимо, вижу — ты подъехал. Вот что: как думаешь — если выпустить сборник о Толстом, а? У меня есть кое-какие знакомства в литературе. Может —
и ты попробуешь написать что-нибудь?
Почти шесть десятков лет работал человек, приобрел всемирную
славу, а — покоя душе не мог заработать. Тема! Проповедовал: не противьтесь злому насилием, закричал: «Не могу молчать», — что это значит, а? Хотел молчать, но — не мог? Но — почему не мог?
Самгин замолчал, отмечая знакомых:
почти бежит, толкая людей, Ногайцев, в пиджаке из чесунчи, с лицом, на котором сияют восторг
и пот, нерешительно шагает длинный Иеронимов, держа себя пальцами левой руки за ухо, наклонив голову,
идет Пыльников под руку с высокой дамой в белом
и в необыкновенной шляпке, важно выступает Стратонов с толстой палкой в руке, рядом с ним дергается Пуришкевич, лысенький, с бесцветной бородкой,
и шагает толсторожий Марков, похожий на празднично одетого бойца с мясной бойни.
Шел он медленно, глядя под ноги себе, его толкали, он покачивался, прижимаясь к стене вагона,
и секунды стоял не поднимая головы,
почти упираясь в грудь свою широким бритым подбородком.
Клим Иванович плохо спал ночь, поезд из Петрограда
шел медленно, с препятствиями, долго стоял на станциях,
почти на каждой толпились солдаты, бабы, мохнатые старики, отвратительно визжали гармошки, завывали песни, — звучал дробный стук пляски,
и в окна купе заглядывали бородатые рожи запасных солдат.
— Подожди, — попросил Самгин, встал
и подошел к окну. Было уже около полуночи,
и обычно в этот час на улице, даже
и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но в эту ночь двойные рамы окон
почти непрерывно пропускали в комнату приглушенные, мягкие звуки движения,
шли группы людей, гудел автомобиль, проехала пожарная команда. Самгина заставил подойти к окну шум, необычно тяжелый, от него тонко заныли стекла в окнах
и даже задребезжала посуда в буфете.
Ближе к Таврическому саду люди
шли негустой, но
почти сплошной толпою, на Литейном, где-то около моста, а может быть, за мостом, на Выборгской, немножко похлопали выстрелы из ружей, догорал окружный суд, от него остались только стены, но в их огромной коробке все еще жадно хрустел огонь, догрызая дерево, изредка в огне что-то тяжело вздыхало,
и тогда от него отрывались стайки мелких огоньков, они трепетно вылетали на воздух, точно бабочки или цветы,
и быстро превращались в темно-серый бумажный пепел.