Неточные совпадения
— Это — зачеркни, — приказывала мать и величественно
шла из одной комнаты в другую, что-то подсчитывая, измеряя. Клим видел, что Лида Варавка провожает ее неприязненным взглядом, покусывая губы. Несколько раз ему уже
хотелось спросить девочку...
Решил, но — задумался; внезапному желанию
идти к Маргарите мешало чувство какой-то неловкости, опасение, что он, не стерпев, спросит ее о Дронове и вдруг окажется, что Дронов говорил правду. Этой правды не
хотелось.
Он утвердительно кивнул головою. Домой
идти не
хотелось, он вышел на берег реки и, медленно шагая, подумал...
Идти к ней вечером — не
хотелось, но он сообразил, что, если не
пойдет, она явится сама и, возможно, чем-нибудь скомпрометирует его в глазах брата, нахлебников, Марины.
Пошли. В столовой Туробоев жестом фокусника снял со стола бутылку вина, но Спивак взяла ее из руки Туробоева и поставила на пол. Клима внезапно ожег злой вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он вошел в комнату брата последним и через несколько минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно
хотелось сказать...
Идя по Дворцовой площади или мимо нее, он видел, что лишь редкие прохожие спешно шагают по лысинам булыжника, а
хотелось, чтоб площадь была заполнена пестрой, радостно шумной толпой людей.
Клим устал от доктора и от любопытства, которое мучило его весь день.
Хотелось знать: как встретились Лидия и Макаров, что они делают, о чем говорят? Он тотчас же решил
идти туда, к Лидии, но, проходя мимо своей дачи, услышал голос Лютова...
Клим остановился. Ему не
хотелось видеть ни Лютова, ни Макарова, а тропа спускалась вниз,
идя по ней, он неминуемо был бы замечен. И подняться вверх по холму не
хотелось, Клим устал, да все равно они услышали бы шум его шагов. Тогда они могут подумать, что он подслушивал их беседу. Клим Самгин стоял и, нахмурясь, слушал.
По ласкающему взгляду забавного человека было ясно: ему очень
хочется, чтоб Самгин
пошел с ним, и он уже уверен, что Самгин
пойдет.
Самгин не выспался,
идти на улицу ему не
хотелось, он и на крышу полез неохотно. Оттуда даже невооруженные глаза видели над полем облако серовато-желтого тумана. Макаров, посмотрев в трубу и передавая ее Климу, сказал, сонно щурясь...
В ее вопросе Климу послышалась насмешка, ему
захотелось спорить с нею, даже сказать что-то дерзкое, и он очень не хотел остаться наедине с самим собою. Но она открыла дверь и ушла, пожелав ему спокойной ночи. Он тоже
пошел к себе, сел у окна на улицу, потом открыл окно; напротив дома стоял какой-то человек, безуспешно пытаясь закурить папиросу, ветер гасил спички. Четко звучали чьи-то шаги. Это — Иноков.
Идти в спальню не
хотелось, он прилег на диване, чувствуя себя очень одиноким и в чем-то виноватым пред собою.
Идти в спальню не
хотелось, возможно, что жена еще не спит. Самгин знал, что все, о чем говорил Кутузов, враждебно Варваре и что мина внимания, с которой она слушала его, — фальшивая мина. Вспоминалось, что, когда он сказал ей, что даже в одном из «правительственных сообщений» признано наличие революционного движения, — она удивленно спросила...
Но и рассказ Инокова о том, что в него стрелял регент, очевидно, бред.
Захотелось подробно расспросить Инокова: как это было? Он
пошел в столовую, там, в сумраке, летали и гудели тяжелые, осенние мухи; сидела, сматывая бинты, толстая сестра милосердия.
— Кто-то
посылает, — ответила она, шумно вздохнув. — Вероятно — хладнокровные, а ты — хладнокровный. Ночью, там, — она махнула рукой куда-то вверх, — я вспомнила, как ты мне рассказывал про Игоря, как солдату
хотелось зарубить его… Ты — все хорошо заметил, значит — хладнокровный!
Самгин чувствовал, что у него мерзнут ноги и надо
идти домой, но
хотелось слышать, что еще скажет Поярков.
Хотелось, чтобы все быстрее
шло к своему концу.
Самгин
пошел домой, —
хотелось есть до колик в желудке. В кухне на столе горела дешевая, жестяная лампа, у стола сидел медник, против него — повар, на полу у печи кто-то спал, в комнате Анфимьевны звучали сдержанно два или три голоса. Медник говорил быстрой скороговоркой, сердито, двигая руками по столу...
Идти к Безбедову не
хотелось, не
идти — было бы невежливо, он закурил и вошел.
— Здесь очень много русских, и — представь? — на днях я, кажется, видела Алину, с этим ее купцом. Но мне уже не
хочется бесконечных русских разговоров. Я слишком много видела людей, которые все знают, но не умеют жить. Неудачники, все неудачники. И очень озлоблены, потому что неудачники. Но —
пойдем в дом.
— Мне пора на вокзал. В следующую встречу здесь, на свободе, мы поговорим… Если
захочется. До свиданья,
иди!
— Давайте отнесемся к факту просто. Он ни к чему не обязывает нас, ничем не стесняет, да?
Захочется — повторим, не
захочется — забудем?
Идет?
Печь дышала в спину Клима Ивановича, окутывая его сухим и вкусным теплом, тепло настраивало дремотно, умиротворяло, примиряя с необходимостью остаться среди этих людей, возбуждало какие-то быстрые, скользкие мысли.
Идти на вокзал по колено в снегу, под толчками ветра — не
хотелось, а на вокзале можно бы ночевать у кого-нибудь из служащих.
Шел он торопливо,
хотелось обернуться, взглянуть на старика, но — не взглянул, как бы опасаясь, что старик
пойдет за ним. Мысли тоже торопливо являлись, исчезали, изгоняя одна другую.
— Да, мне
захотелось посмотреть: кто
идет на смену нежному поэту Прекрасной Дамы, поэту «Нечаянной радости». И вот — видел. Но — не слышал. Не нашлось минуты заставить его читать стихи.
— Нет, — Ногайцев потерял. Это не первый раз он теряет. Он глуп и жаден, мне
хочется разорить его, чтоб он, собачий сын, в кондуктора трамвая или в почтальоны
пошел. Терпеть не могу толстовцев.
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, мне
хотелось бы знать, отчего вы никуда не
шли?
Кроме того, он был житель уездного города, и ему
хотелось рассказать, как из его города
пошел один солдат бессрочный, пьяница и вор, которого никто уже не брал в работники.
— Нет, мне и есть не
хочется. Я там поел. А вот
пойду умоюсь.
Ей
хотелось спросить, где его барин. Ей
хотелось вернуться назад и
послать ему письмо, чтобы он приехал к ней, или самой ехать к нему. Но ни того, ни другого, ни третьего нельзя было сделать: уже впереди слышались объявляющие о ее приезде звонки, и лакей княгини Тверской уже стал в полуоборот у отворенной двери, ожидая ее прохода во внутренние комнаты.
— Ну,
иди,
иди, и я сейчас приду к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. —
Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав свои книги, приготовился итти. Ему самому вдруг стало весело и не
хотелось расставаться с братом. — Ну, а во время дождя где ты был?