Неточные совпадения
Учитель встречал детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук в рыжие, нечесанные космы жестких
и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку, не глядя на
учеников, он спрашивал
и рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что
учитель говорит «из-под печки».
— Ты что, Клим? — быстро спросила мать,
учитель спрятал руки за спину
и ушел, не взглянув на
ученика.
Климу предшествовала репутация мальчика исключительных способностей, она вызывала обостренное
и недоверчивое внимание
учителей и любопытство
учеников, которые ожидали увидеть в новом товарище нечто вроде маленького фокусника.
Он снова молчал, как будто заснув с открытыми глазами. Клим видел сбоку фарфоровый, блестящий белок, это напомнило ему мертвый глаз доктора Сомова. Он понимал, что, рассуждая о выдумке,
учитель беседует сам с собой, забыв о нем,
ученике.
И нередко Клим ждал, что вот сейчас
учитель скажет что-то о матери, о том, как он в саду обнимал ноги ее. Но
учитель говорил...
Но иногда рыжий пугал его: забывая о присутствии
ученика, он говорил так много, долго
и непонятно, что Климу нужно было кашлянуть, ударить каблуком в пол, уронить книгу
и этим напомнить
учителю о себе. Однако
и шум не всегда будил Томилина, он продолжал говорить, лицо его каменело, глаза напряженно выкатывались,
и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена доктора...
Избалованный ласковым вниманием дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство
учителей. Некоторые были физически неприятны ему: математик страдал хроническим насморком, оглушительно
и грозно чихал, брызгая на
учеников, затем со свистом выдувал воздух носом, прищуривая левый глаз; историк входил в класс осторожно, как полуслепой,
и подкрадывался к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем
ученикам двух первых парт, подходил
и тянул тоненьким голосом...
Было несколько похоже на гимназию, с той однако разницей, что
учителя не раздражались, не кричали на
учеников, но преподавали истину с несомненной
и горячей верой в ее силу.
— Странный, не правда ли? — воскликнула Лидия, снова оживляясь. Оказалось, что Диомидов — сирота, подкидыш; до девяти лет он воспитывался старой девой, сестрой
учителя истории, потом она умерла,
учитель спился
и тоже через два года помер, а Диомидова взял в
ученики себе резчик по дереву, работавший иконостасы. Проработав у него пять лет, Диомидов перешел к его брату, бутафору, холостяку
и пьянице, с ним
и живет.
Клим улыбнулся, внимательно следя за мягким блеском бархатных глаз; было в этих глазах нечто испытующее, а в тоне Прейса он слышал
и раньше знакомое ему сознание превосходства
учителя над
учеником. Вспомнились слова какого-то антисемита из «Нового времени»: «Аристократизм древней расы выродился у евреев в хамство».
Раздражаемый ею, он, должно быть, отвечал невпопад, он видел это по улыбкам молодежи
и по тому, что кто-то из солидных людей стал бестактно подсказывать ему ответы, точно добросердечный
учитель ученику на экзамене.
Все, что говорил Турчанинов, он говорил совершенно серьезно, очень мило
и тем тоном, каким говорят молодые
учителя, первый раз беседуя с
учениками старших классов. Между прочим, он сообщил, что в Париже самые лучшие портные
и самые веселые театры.
Неточные совпадения
Бывшие
ученики его, умники
и остряки, в которых ему мерещилась беспрестанно непокорность
и заносчивое поведение, узнавши об жалком его положении, собрали тут же для него деньги, продав даже многое нужное; один только Павлуша Чичиков отговорился неимением
и дал какой-то пятак серебра, который тут же товарищи ему бросили, сказавши: «Эх ты, жила!» Закрыл лицо руками бедный
учитель, когда услышал о таком поступке бывших
учеников своих; слезы градом полились из погасавших очей, как у бессильного дитяти.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил
учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», —
и всегда рассказывавший с наслаждением в лице
и в глазах, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из
учеников в течение круглого года не кашлянул
и не высморкался в классе
и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
— Спутать, спутать, —
и ничего больше, — отвечал философ, — ввести в это дело посторонние, другие обстоятельства, которые запутали <бы> сюда
и других, сделать сложным —
и ничего больше.
И там пусть приезжий петербургский чиновник разбирает. Пусть разбирает, пусть его разбирает! — повторил он, смотря с необыкновенным удовольствием в глаза Чичикову, как смотрит
учитель ученику, когда объясняет ему заманчивое место из русской грамматики.
Когда опекун привез его в школу
и посадили его на лавку, во время класса, кажется, первым бы делом новичка было вслушаться, что спрашивает
учитель, что отвечают
ученики.
Решив, что всё существующее зло происходит от необразованности народа, он, выйдя из университета, сошелся с народниками, поступил в село
учителем и смело проповедывал
и ученикам и крестьянам всё то, что считал справедливым,
и отрицал то, что считал ложным.