Неточные совпадения
—
Знаете ли вы, юноша, что через две-три недели сюда приедет
ваш дядя из ссылки? Наконец, понемногу слетаются старые орлы!
— Кутузов — почти готовый оперный певец, а изучает политическую экономию. Брат
ваш — он невероятно много
знает, но все-таки — вы извините меня? — он невежда.
— В библии она прочитала: «И вражду положу между тобою и между женою». Она верит в это и боится вражды, лжи. Это я думаю, что боится.
Знаешь — Лютов сказал ей: зачем же вам в театрах лицедействовать, когда, по природе души
вашей, путь вам лежит в монастырь? С ним она тоже в дружбе, как со мной.
—
Ваша мать приятный человек. Она
знает музыку. Далеко ли тут кладбище? Я люблю все элегическое. У нас лучше всего кладбища. Все, что около смерти, у нас — отлично.
— Очень имеют. Особенно — мелкие и которые часто в руки берешь. Например — инструменты: одни любят
вашу руку, другие — нет. Хоть брось. Я вот не люблю одну актрису, а она дала мне починить старинную шкатулку, пустяки починка. Не поверите: я долго бился — не мог справиться. Не поддается шкатулка. То палец порежу, то кожу прищемлю, клеем ожегся. Так и не починил. Потому что шкатулка
знала: не люблю я хозяйку ее.
— Переводчик говорит,
ваше высокопревосходительство, что он не
знает; может быть,
ваш — то есть наш — император, говорит он.
— Пригласил вас, чтоб лично вручить бумаги
ваши, — он постучал тупым пальцем по стопке бумаг, но не подвинул ее Самгину, продолжая все так же: — Кое-что прочитал и без комплиментов скажу — оч-чень интересно! Зрелые мысли, например: о необходимости консерватизма в литературе. Действительно, батенька, черт
знает как начали писать; смеялся я, читая отмеченные вами примерчики: «В небеса запустил ананасом, поет басом» — каково?
— Вы должны
знать это по случаю с братом
вашим, Дмитрием. А что такое этот Иноков?
— Этот Макаров
ваш, он — нечестный, он толкует правду наоборот, он потворствует вам, да! Старик-то, Федоров-то, вовсе не этому учит, я старика-то
знаю!
— Передайте, пожалуйста, супруге мою сердечную благодарность за ласку. А уж вам я и не
знаю, что сказать за
вашу… благосклонность. Странное дело, ей-богу! — негромко, но с упреком воскликнул он. — К нашему брату относятся, как, примерно, к собакам, а ведь мы тоже,
знаете… вроде докторов!
— Потом видел ее около Лютова,
знаете, — есть такой… меценат революции, как его назвала
ваша сестра.
— Я —
знаю, ты меня презираешь. За что? За то, что я недоучка? Врешь, я
знаю самое настоящее — пакости мелких чертей, подлинную, неодолимую жизнь. И черт вас всех возьми со всеми
вашими революциями, со всем этим маскарадом самомнения, ничего вы не
знаете, не можете, не сделаете — вы, такие вот сухари с миндалем!..
— Бессонница! Месяца полтора. В голове — дробь насыпана,
знаете — почти вижу: шарики катаются, ей-богу! Вы что молчите? Вы — не бойтесь, я — смирный! Все — ясно! Вы — раздражаете, я — усмиряю. «Жизнь для жизни нам дана», — как сказал какой-то Макарий, поэт. Не люблю я поэтов, писателей и всю
вашу братию, — не люблю!
— Проходите. Садитесь, — сказал Самгин не очень любезно. — Ну-с, — у меня был Самойлов и познакомил с
вашими приключениями… с
вашими похождениями. Но мне нужно подробно
знать, что делалось в этом кружке. Кто эти мальчики?
— Я думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы, хорошо
знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет Наполеона,
вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.
— Ее Бердников
знает. Он — циник, враль, презирает людей, как медные деньги, но всех и каждого насквозь видит. Он — невысокого… впрочем, пожалуй, именно высокого мнения о
вашей патронессе. ‹Зовет ее — темная дама.› У него с ней, видимо, какие-то большие счеты, она, должно быть, с него кусок кожи срезала… На мой взгляд она — выдуманная особа…
— Следователь, старый осел, вызывал вас, но я прекратил эту процедуру. Дельце это широкой огласке не подлежит. Вы спросите — почему? А я — не
знаю. Вероятно — по глупости, возможно — по глупости, соединенной с подлостью.
Ваше здоровье!
— Вот что, Безбедов, — звонко заговорил товарищ прокурора. — Прекратите истерику, она не в
вашу пользу, а — против вас. Клим Иванович и я — мы
знаем, когда человек притворяется невинным, испуганным мальчиком, когда он лжет…
— Я деревню
знаю,
знаю, что говорили
ваши на выборах в Думу, — оглушительно гремел Хотяинцев. — Вы соображаете, почему у вас оказалось так много попов? Ага!
— Вы
знаете, Клим Иванович,
ваша речь имела большой успех. Я в политике понимаю, наверно, не больше индюшки, о Дон-Кихоте —
знаю по смешным картинкам в толстой книге, Фауст для меня — глуповатый человек из оперы, но мне тоже понравилось, как вы говорили.
Если они разрушат Париж — где я буду жить?
Ваша армия должна была немцев утопить в болоте вместо того, чтоб самой тонуть. Хороши у вас генералы, которые не
знают, где сухо, где болото…
— Осталось неизвестно, кто убил госпожу Зотову? Плохо работает
ваша полиция. Наш Скотланд-ярд
узнал бы, о да! Замечательная была русская женщина, — одобрил он. — Несколько… как это говорится? — обре-ме-не-на знаниями, которые не имеют практического значения, но все-таки обладала сильным практическим умом. Это я замечаю у многих: русские как будто стыдятся практики и прячут ее, орнаментируют религией, философией, этикой…
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость,
ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы
вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Нет, нет, не отговаривайтесь! Мне хочется
узнать непременно
ваш вкус.
Осип. Да на что мне она? Не
знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне
ваша кровать?
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как
вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь… я и сам не
знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.