Она шла еще тише, прижималась к его плечу и близко взглядывала ему в лицо, а он говорил ей тяжело и скучно об обязанностях, о долге. Она слушала рассеянно, с
томной улыбкой, склонив голову, глядя вниз или опять близко ему в лицо, и думала о другом.
После завтрака все окружили Райского. Марфенька заливалась слезами: она смочила три-четыре платка. Вера оперлась ему рукой на плечо и глядела на него с
томной улыбкой, Тушин серьезно. У Викентьева лицо дружески улыбалось ему, а по носу из глаз катилась слеза «с вишню», как заметила Марфенька и стыдливо сняла ее своим платком.
Она была дома. Он велел доложить о себе; его тотчас приняли. Когда он вошел, она стояла посреди комнаты. На ней была утренняя блуза, с широкими открытыми рукавами; лицо ее, бледное по-вчерашнему, но не по-вчерашнему свежее, выражало усталость;
томная улыбка, которою она приветствовала своего гостя, еще яснее обозначила это выражение. Она протянула ему руку и посмотрела на него ласково, но рассеянно.
Мурзавецкий. Небесные очи,
томные улыбки, там разные фигли-мигли, нежности-белоснежности и прочее, и прочее — все это вздор! Позвольте с вами говорить откровенно!
Она протягивает круглую, белую руку, сверкает на солнце золотой браслет с цветными камнями, на высокой груди переливается струя жемчуга. Она тоже выпила, в её серых глазах
томная улыбка, приоткрытые губы соблазнительно шевелятся, чокнувшись, она пьёт и кланяется свату, а он, встряхивая косматой башкой, восхищенно орёт:
Неточные совпадения
Еще Мария сладко дышит, // Дремой объятая, и слышит // Сквозь легкий сон, что кто-то к ней // Вошел и ног ее коснулся. // Она проснулась — но скорей // С
улыбкой взор ее сомкнулся // От блеска утренних лучей. // Мария руки протянула // И с негой
томною шепнула: // «Мазепа, ты?..» Но голос ей // Иной ответствует… о боже! // Вздрогнув, она глядит… и что же? // Пред нею мать…
Она взглянула на портрет матери Райского. Долго глядела она на ее
томные глаза, на задумчивую
улыбку.
Томная печаль, глубокая усталость смотрела теперь из ее глаз. Горячие, живые тоны в лице заменились призрачной бледностью. В
улыбке не было гордости, нетерпеливых, едва сдерживаемых молодых сил. Кротость и грусть тихо покоились на ее лице, и вся стройная фигура ее была полна задумчивой, нежной грации и унылого покоя.
Мало-помалу слезы ее становились реже,
улыбка светилась по временам из-за них; отчаянье ее превращалось в
томную грусть; скоро ей сделалось страшно за прошедшее, она боролась с собой и отстаивала его против настоящего из сердечного point d'honneur'a, [собственного понятия о чести (фр.).] как воин отстаивает знамя, понимая, что сражение потеряно.
Близкое безумие уже сквозит в ее миловидном лице, в ее полузакрытых глазах, всегда улыбающихся какой-то хмельной, блаженной, кроткой, застенчивой и непристойной
улыбкой, в ее
томных, размягченных, мокрых губах, которые она постоянно облизывает, в ее коротком тихом смехе — смехе идиотки.