Неточные совпадения
И, может
быть, онанизм, мужеложство — по
сути их
есть стремление к
свободе от женщины?
Лютов, крепко потирая руки, усмехался, а Клим подумал, что чаще всего, да почти и всегда, ему приходится слышать хорошие мысли из уст неприятных людей. Ему понравились крики Лютова о необходимости
свободы, ему казалось верным указание Туробоева на русское неуменье владеть мыслью. Задумавшись, он не дослышал чего-то в речи Туробоева и
был вспугнут криком Лютова...
Но и за эту статью все-таки его устранили из университета, с той поры, имея чин «пострадавшего за
свободу», он жил уже не пытаясь изменять течение истории,
был самодоволен, болтлив и, предпочитая всем напиткам красное вино,
пил, как все на Руси, не соблюдая чувства меры.
Но все казалось ненужным, а жизнь вставала пред ним, точно лес, в котором он должен
был найти свою тропу к
свободе от противоречий, от разлада с самим собою.
— Он говорит, что внутренний мир не может
быть выяснен навыками разума мыслить мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное человеческое, убивают
свободу воображения идеями, догмами…
— Позвольте, я не согласен! — заявил о себе человек в сером костюме и в очках на татарском лице. — Прыжок из царства необходимости в царство
свободы должен
быть сделан, иначе — Ваал пожрет нас. Мы должны переродиться из подневольных людей в свободных работников…
— Да здравствует
свобода! — мрачно, угрожающе пропел писатель, и вслед за ним каждый из певцов, снова фальшивя, разноголосо повторил эти слова. Получился хаотический пучок звуков, которые однако все же слились в негромкий, разочарованный и жалобный вой. Так же растрепанно и разочарованно
были пропеты слова «учредительный собор».
— Должно
быть, схулиганил кто-нибудь, — виновато сказал Митрофанов. — А может, захворал. Нет, — тихонько ответил он на осторожный вопрос Самгина, — прежним делом не занимаюсь. Знаете, — пред лицом
свободы как-то уж недостойно мелких жуликов ловить. Праздник, и все лишнее забыть хочется, как в прощеное воскресенье. Притом я попал в подозрение благонадежности, меня, конечно, признали недопустимым…
— Власть действительно ослабла, и это потому, что духовенство лишено
свободы проповеди. Преосвященный владыко Антонин истинно и мужественно сказал: «Слово божие не слышно в безумнейшем, иноязычном хаосе шума газетного, и это
есть главнейшее зло»…
— Там, в столицах, писатели, босяки, выходцы из трущоб, алкоголики, сифилитики и вообще всякая… ин-теллиген-тность, накипь, плесень —
свободы себе желает, конституции добилась,
будет судьбу нашу решать, а мы тут словами играем, пословицы сочиняем, чаек
пьем — да-да-да! Ведь как говорят, — обратился он к женщине с котятами, — слушать любо, как говорят! Обо всем говорят, а — ничего не могут!
— Смешной. Выдумал, что голуби его — самые лучшие в городе; врет, что какие-то премии получил за них, а премии получил трактирщик Блинов. Старые охотники говорят, что голубятник он плохой и птицу только портит. Считает себя свободным человеком. Оно, пожалуй, так и
есть, если понимать
свободу как бесцельность. Вообще же он — не глуп. Но я думаю, что кончит плохо…
Гоголь и Достоевский давали весьма обильное количество фактов, химически сродных основной черте характера Самгина, — он это хорошо чувствовал, и это тоже
было приятно. Уродливость быта и капризная разнузданность психики объясняли Самгину его раздор с действительностью, а мучительные поиски героями Достоевского непоколебимой истины и внутренней
свободы, снова приподнимая его, выводили в сторону из толпы обыкновенных людей, сближая его с беспокойными героями Достоевского.
В общем
было как-то непоколебимо, навсегда скучно, и явилась мысль, что Иноковы, Кутузовы и другие люди этого типа рискуют
свободой и жизнью — бесполезно, не победить им, не разрушить эту теплую, пыльную скуку.
«Я не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти. Чему я завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну цепь, освещать их каким-то одним своим огоньком. В сущности, это насилие над
свободой мысли и зависть к насилию — глупа. Но этот…» — Самгин
был неприятно удивлен своим открытием, но чем больше думал о Тагильском, тем более убеждался, что сын трактирщика приятен ему. «Чем? Интеллигент в первом поколении? Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это — не то».
«Всякая догма, конечно, осмыслена, но догматика — неизбежно насилие над
свободой мысли. Лютов
был адогматичен, но он жил в страхе пред жизнью и страхом убит. Единственный человек, независимый хозяин самого себя, — Марина».
— Понять — трудно, — согласился Фроленков. — Чего надобно немцам? Куда лезут? Ведь — вздуем. Торговали — хорошо.
Свободы ему, немцу, у нас — сколько угодно! Он и генерал, и управляющий, и булочник,
будь чем хошь, живи как любишь. Скажите нам: какая причина войны? Король царем недоволен, али что?
Неточные совпадения
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую
свободу, принуждена
была я скрыть мое чувство.
Теперь Анна уж признавалась себе, что он тяготится ею, что он с сожалением бросает свою
свободу, чтобы вернуться к ней, и, несмотря на то, она рада
была, что он приедет.
Вронский приехал на выборы и потому, что ему
было скучно в деревне и нужно
было заявить свои права на
свободу пред Анной, и для того, чтоб отплатить Свияжскому поддержкой на выборах за все его хлопоты для Вронского на земских выборах, и более всего для того, чтобы строго исполнить все обязанности того положения дворянина и землевладельца, которое он себе избрал.
Левин старался чрез нее выпытать решение той для него важной загадки, которую представлял ее муж; но он не имел полной
свободы мыслей, потому что ему
было мучительно неловко.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и
были причиной всего зла в России, что тогда уже близко
было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа
свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.