Неточные совпадения
— В университете учатся
немцы, поляки, евреи, а из
русских только дети попов. Все остальные россияне не учатся, а увлекаются поэзией безотчетных поступков. И страдают внезапными припадками испанской гордости. Еще вчера парня тятенька за волосы драл, а сегодня парень считает небрежный ответ или косой взгляд профессора поводом для дуэли. Конечно, столь задорное поведение можно счесть за необъяснимо быстрый рост личности, но я склонен думать иначе.
— Она будет очень счастлива в известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая,
русская. А вот я не чувствую себя
русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И —
немец, хотя я не люблю
немцев.
Полукольцом изогнулся одноэтажный павильон сельского хозяйства, украшенный деревянной резьбой в том
русском стиле, который выдумал
немец Ропет.
Клим испытал гордость патриота, рассматривая в павильоне Средней Азии грубые подделки
немцев под
русскую парчу для Хивы и Бухары, под яркие ситца Морозовых и цветистый фарфор Кузнецовых.
Он чувствовал еврея человеком более чужим, чем
немец или финн, и подозревал в каждом особенно изощренную проницательность, которая позволяет еврею видеть явные и тайные недостатки его,
русского, более тонко и ясно, чем это видят люди других рас.
Но похож был Безбедов не на
немца, а на внезапно разбогатевшего
русского ломового извозчика, который еще не привык носить модные костюмы.
«Плох. Может умереть в вагоне по дороге в Россию.
Немцы зароют его в землю, аккуратно отправят документы
русскому консулу, консул пошлет их на родину Долганова, а — там у него никого нет. Ни души».
— Человек, родом —
немец, обучает
русских патриотизму.
Он сделал краткий очерк генеалогии Романовых, указал, что последним членом этой
русской фамилии была дочь Петра Первого Елизавета, а после ее престол империи российской занял
немец, герцог Гольштейн-Готторпский.
—
Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого не знает. Мы,
русские, воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый воевал с христианами для расширения земли, но этот царь был врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
Конечно, это — как вы вчерась говорили —
немцы,
русских не любят, да — ведь какие немцы-то?
Возможно, что тевтон соблазнится и задачей теологизации материализма,
немцы иррациональны не менее
русских, но привычка к философии не мешает им еще раз грабить французов.
— Зачем? — удивился Штофф. — О, батенька, здесь можно сделать большие дела!.. Да, очень большие! Важно поймать момент… Все дело в этом. Край благодатный, и кто пользуется его богатствами? Смешно сказать… Вы посмотрите на них: никто дальше насиженного мелкого плутовства не пошел, или скромно орудует на родительские капиталы, тоже нажитые плутовством. О, здесь можно развернуться!.. Только нужно людей, надежных людей. Моя вся беда в том, что я
русский немец… да!
Неточные совпадения
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы,
Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, —
Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
Нынче поутру зашел ко мне доктор; его имя Вернер, но он
русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был
немец.
Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово
немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное
русское слово.
Нет житья
русскому человеку, всё
немцы мешают».
Хотя, конечно, они лица не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам человек
русский, хочет быть аккуратен, как
немец.