Неточные совпадения
Оживляясь, он говорил о
том, что сословия относятся друг к другу иронически и враждебно, как племена
различных культур, каждое из них убеждено, что все другие не могут понять его, и спокойно мирятся с этим, а все вместе полагают, что население трех смежных губерний по всем навыкам, обычаям, даже по говору — другие люди и хуже, чем они, жители вот этого города.
— Из этой штуки можно сделать много
различных вещей. Художник вырежет из нее и черта и ангела. А, как видите, почтенное полено это уже загнило, лежа здесь. Но его еще можно сжечь в печи. Гниение — бесполезно и постыдно, горение дает некоторое количество тепла. Понятна аллегория? Я — за
то, чтоб одарить жизнь теплом и светом, чтоб раскалить ее.
Возможно, что именно и только «кутузовщина» позволит понять и — даже лучше
того — совершенно устранить из жизни
различных кошмарных людей, каковы дьякон, Лютов, Диомидов и подобные.
Ленивенький Тагильский напоминал Самгину брата Дмитрия
тем, что служил для своих друзей памятной книжкой, где записаны в хорошем порядке
различные цифры и сведения.
Она прыгала и бегала, воодушевленная неутолимой жаждой как можно скорее узнать отношения и связи всех людей, для
того, чтоб всем помочь, распутать одни узлы, навязать другие, зашить и заштопать
различные дырки.
Он быстро сделался одним из
тех, очень заметных и даже уважаемых людей, которые, стоя в разрезе и, пожалуй, в центре
различных общественных течений, но не присоединяясь ни к одному из них, знакомы со всеми группами, кружками, всем сочувствуют и даже, при случае, готовы оказать явные и тайные услуги, однако не очень рискованного характера; услуги эти они оценивают всегда очень высоко.
Разъезжая по делам патрона и Варавки, он брал
различные поручения Алексея Гогина и других партийцев и по
тому, как быстро увеличивалось количество поручений, убеждался, что связи партий в московском фабричном районе растут.
Как все необычные люди, Безбедов вызывал у Самгина любопытство, — в данном случае любопытство усиливалось еще каким-то неопределенным, но неприятным чувством. Обедал Самгин во флигеле у Безбедова, в комнате, сплошь заставленной
различными растениями и полками книг, почти сплошь переводами с иностранного: 144
тома пантелеевского издания иностранных авторов, Майн-Рид, Брем, Густав Эмар, Купер, Диккенс и «Всемирная география» Э. Реклю, — большинство книг без переплетов, растрепаны, торчат на полках кое-как.
На этот вопрос он не нашел ответа и задумался о
том, что и прежде смущало его: вот он знает
различные системы фраз, и среди них нет ни одной, внутренне сродной ему.
— Вы очень много посвящаете сил и времени абстракциям, — говорил Крэйтон и чистил ногти затейливой щеточкой. — Все, что мы знаем, покоится на
том, чего мы никогда не будем знать. Нужно остановиться на одной абстракции. Допустите, что это — бог, и предоставьте цветным расам, дикарям тратить воображение на
различные, более или менее наивные толкования его внешности, качеств и намерений. Нам пора привыкнуть к мысли, что мы — христиане, и мы действительно христиане, даже тогда, когда атеисты.
Но оторвать мысли от судьбы одинокого человека было уже трудно, с ними он приехал в свой отель, с ними лег спать и долго не мог уснуть, представляя сам себя на
различных путях жизни, прислушиваясь к железному грохоту и хлопотливым свисткам паровозов на вагонном дворе. Крупный дождь похлестал в окна минут десять и сразу оборвался, как проглоченный
тьмой.
Охотно посещая
различные собрания, Самгин вылавливал из хаоса фраз
те, которые казались ему наиболее разумными, и находил, что эти фразы слагаются у него в нечто стройное, крепкое.
Неточные совпадения
Утвердительно можно сказать, что упражнения эти обязаны своим происхождением перу
различных градоначальников (многие из них даже подписаны) и имеют
то драгоценное свойство, что, во-первых, дают совершенно верное понятие о современном положении русской орфографии и, во-вторых, живописуют своих авторов гораздо полнее, доказательнее и образнее, нежели даже рассказы «Летописца».
Уже раз взявшись за это дело, он добросовестно перечитывал всё, что относилось к его предмету, и намеревался осенью ехать зa границу, чтоб изучить еще это дело на месте, с
тем чтобы с ним уже не случалось более по этому вопросу
того, что так часто случалось с ним по
различным вопросам. Только начнет он, бывало, понимать мысль собеседника и излагать свою, как вдруг ему говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот вопрос».
Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда еще оставалось много времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько
различных способов провести эти остающиеся два часа. Способов проводить время было очень много в Воздвиженском, и все были не
те, какие употреблялись в Покровском.
Все эти замечания пришли мне на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть, на другого вид его произвел бы совершенно
различное впечатление; но так как вы о нем не услышите ни от кого, кроме меня,
то поневоле должны довольствоваться этим изображением.
И снова, преданный безделью, // Томясь душевной пустотой, // Уселся он — с похвальной целью // Себе присвоить ум чужой; // Отрядом книг уставил полку, // Читал, читал, а всё без толку: // Там скука, там обман иль бред; // В
том совести, в
том смысла нет; // На всех
различные вериги; // И устарела старина, // И старым бредит новизна. // Как женщин, он оставил книги, // И полку, с пыльной их семьей, // Задернул траурной тафтой.