Он помолчал несколько секунд, взвешивая слова «внутренняя свобода», встал и, шагая
по комнате из угла в угол, продолжал более торопливо...
Неточные совпадения
По внутренней лестнице в два марша, узкой и темной, поднялись в сумрачную
комнату с низким потолком, с двумя окнами, в
углу одного
из них взвизгивал жестяный вертун форточки, вгоняя в
комнату кудрявую струю морозного воздуха.
Он вышел в большую
комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил
по ней
из угла в
угол, думая о том, как легко исчезает
из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
Его не слушали. Рассеянные
по комнате люди, выходя
из сумрака,
из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и
по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное
из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Я, милейший Алексей Федорович, как можно дольше на свете намерен прожить, было бы вам это известно, а потому мне каждая копейка нужна, и чем дольше буду жить, тем она будет нужнее, — продолжал он, похаживая
по комнате из угла в угол, держа руки по карманам своего широкого, засаленного, из желтой летней коломянки, пальто.
Она ходит, скрестив руки,
по комнате из угла в угол, мрачная, бледная, как будто в забытьи, забыв даже, что и я тут, подле нее.
А тут еще Яшка Кормилицын… — со злостью думала девушка, начиная торопливо ходить
по комнате из угла в угол. — Вот это было бы мило: madame Кормилицына, Гликерия Витальевна Кормилицына… Прелестно! Муж, который не умеет ни встать, ни сесть… Нужно быть идиоткой, чтобы слушать этого долговолосого дурня…
Должно быть, она заразила меня своей мечтательностью. Я тоже ничего не читал и только мечтал; по вечерам, несмотря на утомление, я ходил
по комнате из угла в угол, заложив руки в карманы, и говорил о Маше.
Неточные совпадения
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо глядя на двух офицеров, которые выходили в это время
из комнаты. И он сел подле Вронского, согнув острыми
углами свои слишком длинные
по высоте стульев стегна и голени в узких рейтузах. — Что ж ты вчера не заехал в красненский театр? — Нумерова совсем недурна была. Где ты был?
В темноте рисовались ей какие-то пятна, чернее самой темноты. Пробегали, волнуясь, какие-то тени
по слабому свету окон. Но она не пугалась; нервы были убиты, и она не замерла бы от ужаса, если б
из угла встало перед ней привидение, или вкрался бы вор, или убийца в
комнату, не смутилась бы, если б ей сказали, что она не встанет более.
Полинявшие дорогие ковры на полу, резная старинная мебель красного дерева, бронзовые люстры и канделябры, малахитовые вазы и мраморные столики
по углам, старинные столовые часы
из матового серебра, плохие картины в дорогих рамах, цветы на окнах и лампадки перед образами старинного письма — все это уносило его во времена детства, когда он был своим человеком в этих уютных низеньких
комнатах.
Летнее утро; девятый час в начале. Федор Васильич в синем шелковом халате появляется
из общей спальни и через целую анфиладу
комнат проходит в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются; в
углах губ запеклась слюна. Он останавливается
по дороге перед каждым зеркалом и припоминает, что вчера с вечера у него чесался нос.
В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в
комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на широкой скамье сидел сердитый, непохожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в
углу у лохани, выбирал
из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими
по воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала: