Неточные совпадения
Зимою она засыпала, как муха, сидела
в комнатах, почти не выходя гулять, и сердито жаловалась на бога, который совершенно напрасно огорчает ее,
посылая на
землю дождь, ветер, снег.
Задумчиво склонив голову, она
пошла прочь, втискивая каблуками
в землю желтые листья.
Он убеждал людей отказаться от порочной городской жизни,
идти в деревню и пахать
землю.
Вот он
идет куда-то широко шагая, глядя
в землю, спрятав руки, сжатые
в кулак, за спиною, как бы неся на плечах невидимую тяжесть.
Посидев еще минуты две, Клим простился и
пошел домой. На повороте дорожки он оглянулся: Дронов еще сидел на скамье, согнувшись так, точно он собирался нырнуть
в темную воду пруда. Клим Самгин с досадой ткнул
землю тростью и
пошел быстрее.
Пригретый солнцем, опьяняемый хмельными ароматами леса, Клим задремал. Когда он открыл глаза — на берегу реки стоял Туробоев и, сняв шляпу, поворачивался, как на шарнире, вслед Алине Телепневой, которая
шла к мельнице. А влево, вдали, на дороге
в село, точно плыла над
землей тоненькая, белая фигурка Лидии.
Зарево над Москвой освещало золотые главы церквей, они поблескивали, точно
шлемы равнодушных солдат пожарной команды. Дома похожи на комья
земли, распаханной огромнейшим плугом, который, прорезав
в земле глубокие борозды, обнаружил
в ней золото огня. Самгин ощущал, что и
в нем прямолинейно работает честный плуг, вспахивая темные недоумения и тревоги. Человек с палкой
в руке, толкнув его, крикнул...
— Вероятно, не все, — сердито и неуместно громко ответил Иноков; он
шел, держа шляпу
в руке, нахмурясь, глядя
в землю.
Царь медленно
шел к военно-морскому отделу впереди этих людей, но казалось, что они толкают его. Вот губернатор Баранов гибко наклонился, поднял что-то с
земли из-под ног царя и швырнул
в сторону.
Так, знаете, шел-шел и вдруг падает мертв, головою
в землю… как бы сраженный небесной стрелой.
Часа через полтора Самгин шагал по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя было обидно
идти по пустым улицам за человеком, который, сунув руки
в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь
земли ногами, точно он себя нес на руках, охватив ими бедра свои.
Явилась Вера Петровна и предложила Варваре съездить с нею
в школу, а Самгин
пошел в редакцию — получить гонорар за свою рецензию. Город, чисто вымытый дождем, празднично сиял, солнце усердно распаривало
землю садов, запахи свежей зелени насыщали неподвижный воздух. Люди тоже казались чисто вымытыми, шагали уверенно, легко.
Самгин поднял с
земли ветку и
пошел лукаво изогнутой между деревьев дорогой из тени
в свет и снова
в тень.
Шел и думал, что можно было не учиться
в гимназии и университете четырнадцать лет для того, чтоб ездить по избитым дорогам на скверных лошадях
в неудобной бричке, с полудикими людями на козлах.
В голове, как медные пятаки
в кармане пальто, болтались, позванивали
в такт шагам слова...
В магазинах вспыхивали огни, а на улице сгущался мутный холод, сеялась какая-то сероватая пыль, пронзая кожу лица. Неприятно было видеть людей, которые
шли встречу друг другу так, как будто ничего печального не случилось; неприятны голоса женщин и топот лошадиных копыт по торцам, — странный звук, точно десятки молотков забивали гвозди
в небо и
в землю, заключая и город и душу
в холодную, скучную темноту.
Не торопясь отступала плотная масса рабочих, люди пятились,
шли как-то боком, грозили солдатам кулаками,
в руках некоторых все еще трепетали белые платки; тело толпы распадалось, отдельные фигуры, отскакивая с боков ее, бежали прочь, падали на
землю и корчились, ползли, а многие ложились на снег
в позах безнадежно неподвижных.
Изредка, воровато и почти бесшумно, как рыба
в воде, двигались быстрые, черные фигурки людей. Впереди кто-то дробно стучал
в стекла, потом стекло, звякнув, раскололось, прозвенели осколки, падая на железо, взвизгнула и хлопнула калитка, встречу Самгина кто-то очень быстро
пошел и внезапно исчез, как бы провалился
в землю. Почти
в ту же минуту из-за угла выехали пятеро всадников, сгрудились, и один из них испуганно крикнул...
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, —
в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы
идете лесом или — все равно — полем, ночь, темнота, на
земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
«Плох. Может умереть
в вагоне по дороге
в Россию. Немцы зароют его
в землю, аккуратно отправят документы русскому консулу, консул
пошлет их на родину Долганова, а — там у него никого нет. Ни души».
Становилось темнее, с гор повеяло душистой свежестью, вспыхивали огни, на черной плоскости озера являлись медные трещины. Синеватое туманное небо казалось очень близким
земле, звезды без лучей, похожие на куски янтаря, не углубляли его. Впервые Самгин подумал, что небо может быть очень бедным и грустным. Взглянул на часы: до поезда
в Париж оставалось больше двух часов. Он заплатил за пиво, обрадовал картинную девицу крупной прибавкой «на чай» и не спеша
пошел домой, размышляя о старике, о корке...
— Говорил он о том, что хозяйственная деятельность людей, по смыслу своему, религиозна и жертвенна, что во Христе сияла душа Авеля, который жил от плодов
земли, а от Каина
пошли окаянные люди, корыстолюбцы, соблазненные дьяволом инженеры, химики. Эта ерунда чем-то восхищала Тугана-Барановского, он изгибался на длинных ногах своих и скрипел: мы — аграрная страна, да, да! Затем курносенький стихотворец читал что-то смешное: «
В ладье мечты утешимся, сны горе утолят», — что-то
в этом роде.
— На кой черт надо помнить это? — Он выхватил из пазухи гранки и высоко взмахнул ими. — Здесь
идет речь не о временном союзе с буржуазией, а о полной, безоговорочной сдаче ей всех позиций критически мыслящей разночинной интеллигенции, — вот как понимает эту штуку рабочий, приятель мой, эсдек, большевичок… Дунаев. Правильно понимает. «Буржуазия, говорит, свое взяла, у нее конституция есть, а — что выиграла демократия, служилая интеллигенция? Место приказчика у купцов?» Это — «соль
земли»
в приказчики?
И было очень досадно: Самгин только что решил
послать Харламова
в один из уездов Новгородской губернии по делу о незаконном владении крестьянами села Песочного пахотной
землей, а также лугами помещицы Левашевой.
— Да ведь сказать — трудно! Однако — как не скажешь? Народу у нас оказывается лишнего много, а землишки — мало. На сытую жизнь не хватает земли-то.
В Сибирь крестьяне самовольно не
идут, а силком переселять у начальства… смелости нет, что ли? Вы простите! Говорю, как думаю.
— Единодушность надобна, а картошка единодушность тогда показывает, когда ее, картошку,
в землю закопают. У нас деревня 63 двора, а богато живет только Евсей Петров Кожин, бездонно брюхо, мужик длинной руки, охватистого ума. Имеются еще трое, ну, они вроде подручных ему, как ундера — полковнику. Он, Евсей, весной знает, что осенью будет, как жизнь
пойдет и какая чему цена. Попросишь его: дай на семена! Он — дает…
Самгин молчал. Длительно и еще более шумно солдат вздохнул еще раз и, тыкая палкой
землю,
пошел прочь,
в сторону станции.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса, возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по
земле плечо
в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты
в железных
шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.