Неточные совпадения
Был момент, когда Клим
подумал — как хорошо было бы увидеть Бориса с таким искаженным, испуганным лицом, таким беспомощным и несчастным не здесь, а дома. И чтобы все видели его, каков он в эту
минуту.
Помолчав
минуту, она снова спросила: что Клим
думает о Марине? И снова, не ожидая ответа, рассказала...
—
Подумай: половина женщин и мужчин земного шара в эти
минуты любят друг друга, как мы с тобой, сотни тысяч рождаются для любви, сотни тысяч умирают, отлюбив. Милый, неожиданный…
Он осторожно улыбнулся, обрадованный своим открытием, но еще не совсем убежденный в его ценности. Однако убедить себя в этом было уже не трудно;
подумав еще несколько
минут, он встал на ноги, с наслаждением потянулся, расправляя усталые мускулы, и бодро пошел домой.
Он
думал только о себе в эту необыкновенную
минуту,
думал так напряженно, как будто боялся забыть мотив песни, которую слышал впервые и которая очень тронула его.
В не свойственном ей лирическом тоне она
минуты две-три вспоминала о Петербурге, заставив сына непочтительно
подумать, что Петербург за двадцать четыре года до этого вечера был городом маленьким и скучным.
Этот парень все более не нравился Самгину, весь не нравился. Можно было
думать, что он рисуется своей грубостью и желает быть неприятным. Каждый раз, когда он начинал рассказывать о своей анекдотической жизни, Клим, послушав его две-три
минуты, демонстративно уходил. Лидия написала отцу, что она из Крыма проедет в Москву и что снова решила поступить в театральную школу. А во втором, коротеньком письме Климу она сообщила, что Алина, порвав с Лютовым, выходит замуж за Туробоева.
Через пять
минут Самгин имел право
думать, что дядя Хрисанф давно, нетерпеливо ожидал его и страшно обрадован тем, что Клим, наконец, явился.
Лидия промолчала. Самгин посидел еще несколько
минут и, сухо простясь, ушел. Он был взволнован, но
подумал, что, может быть, ему было бы приятнее, если б он мог почувствовать себя взволнованным более сильно.
«Да,
думал! Но — только в
минуты, когда она истязала меня нелепыми вопросами.
Думал, но не хотел, я не хочу терять ее».
Клим Самгин несколько раз смотрел на звонаря и вдруг заметил, что звонарь похож на Дьякона. С этой
минуты он стал
думать, что звонарь совершил какое-то преступление и вот — молча кается. Климу захотелось видеть Дьякона на месте звонаря.
Выбрав удобную
минуту, Клим ушел, почти озлобленный против Спивак, а ночью долго
думал о человеке, который стремится найти свой собственный путь, и о людях, которые всячески стараются взнуздать его, направить на дорогу, истоптанную ими, стереть его своеобразное лицо.
«Этот вышел из игры. И, вероятно, надолго. А — Маракуевы, Поярковы — что они могут сделать против таких вот? —
думал он, наблюдая людей в ресторане. — Мне следует развлечься», — решил он и через несколько
минут вышел на притихшую улицу.
Когда она начала есть, Клим
подумал, что он впервые видит человека, который умеет есть так изящно, с таким наслаждением, и ему показалось, что и все только теперь дружно заработали вилками и ножами, а до этой
минуты в зале было тихо.
Через
минуту Самгин имел основание
думать, что должно повториться уже испытанное им: он сидел в кабинете у стола, лицом к свету, против него, за столом, помещался офицер, только обстановка кабинета была не такой домашней, как у полковника Попова, а — серьезнее, казенней.
«Она ласкается об меня», —
подумал он и с тех
минут так и определял ее ласки.
«Да, она умнеет», — еще раз
подумал Самгин и приласкал ее. Сознание своего превосходства над людями иногда возвышалось у Клима до желания быть великодушным с ними. В такие
минуты он стал говорить с Никоновой ласково, даже пытался вызвать ее на откровенность; хотя это желание разбудила в нем Варвара, она стала относиться к новой знакомой очень приветливо, но как бы испытующе. На вопрос Клима «почему?» — она ответила...
«Я стал слишком мягок с нею, и вот она уже небрежна со мною. Необходимо быть строже. Необходимо овладеть ею с такою полнотой, чтоб всегда и в любую
минуту настраивать ее созвучно моим желаниям. Надо научиться понимать все, что она
думает и чувствует, не расспрашивая ее. Мужчина должен поглощать женщину так, чтоб все тайные думы и ощущения ее полностью передавались ему».
— Я не умею сказать. Я
думаю, что так… как будто я рожаю тебя каждый раз. Я, право, не знаю, как это. Но тут есть такие
минуты… не физиологические.
«Вероятно, вот в таком настроении иногда убивают женщин», — мельком
подумал он, прислушиваясь к шуму на дворе, где как будто лошади топали. Через
минуту раздался торопливый стук в дверь и глухой голос Анфимьевны...
—
Думаете — просто все? Служат люди в разных должностях, кушают, посещают трактиры, цирк, театр и — только? Нет, Варвара Кирилловна, это одна оболочка, скорлупа, а внутри — скука! Обыкновенность жизни это — фальшь и — до времени, а наступит разоблачающая
минута, и — пошел человек вниз головою.
Самгину оживление гостя показалось искусственным, но он
подумал с досадой на себя, что видел Лютова сотню раз, а не заметил кривых зубов, а — верно, зубы-то кривые! Через пять
минут он с удивлением, но без удовольствия слушал, как Варвара деловито говорит...
Через несколько
минут она растаяла, точно облако, а Самгин
подумал...
Ночью, в вагоне, следя в сотый раз, как за окном плывут все те же знакомые огни, качаются те же черные деревья, точно подгоняя поезд, он продолжал
думать о Никоновой, вспоминая, не было ли таких
минут, когда женщина хотела откровенно рассказать о себе, а он не понял, не заметил ее желания?
На Марсовом поле Самгин отстал от спутников и через несколько
минут вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой площади, было много солидных, прилично, даже богато одетых мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он
подумал...
«Кончилось», —
подумал Самгин. Сняв очки и спрятав их в карман, он перешел на другую сторону улицы, где курчавый парень и Макаров, поставив Алину к стене, удерживали ее, а она отталкивала их. В эту
минуту Игнат, наклонясь, схватил гроб за край, легко приподнял его и, поставив на попа, взвизгнул...
— Конечно, — согласился Безбедов, потирая красные, толстые ладони. — Тысячи —
думают, один — говорит, — добавил он, оскалив зубы, и снова пробормотал что-то о барышнях. Самгин послушал его еще
минуту и ушел, чувствуя себя отравленным.
Так она говорила
минуты две, три. Самгин слушал терпеливо, почти все мысли ее были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь лишних слов, очень хотел найти их, не находил и видел, что она своими словами формирует некоторые его мысли. Он
подумал, что сам не мог бы выразить их так просто и веско.
Безбедов не отвечал на его вопросы, заставив Клима пережить в несколько
минут смену разнообразных чувствований: сначала приятно было видеть Безбедова испуганным и жалким, потом показалось, что этот человек сокрушен не тем, что стрелял, а тем, что не убил, и тут Самгин
подумал, что в этом состоянии Безбедов способен и еще на какую-нибудь безумную выходку. Чувствуя себя в опасности, он строго, деловито начал успокаивать его.
Ему показалось, что никогда еще он не
думал так напряженно и никогда не был так близко к чему-то чрезвычайно важному, что раскроется пред ним в следующую
минуту, взорвется, рассеет все, что тяготит его, мешая найти основное в нем, человеке, перегруженном «социальным хламом».
«Марина?» — спросил он себя. И через несколько
минут убедился, что теперь, когда ее — нет, необходимость
думать о ней потеряла свою остроту.
Она вернулась через
минуту, с улыбкой на красочном лице, но улыбка почти не изменила его, только рот стал больше, приподнялись брови, увеличив глаза. Самгин
подумал, что такого цвета глаза обыкновенно зовут бархатными, с поволокой, а у нее они какие-то жесткие, шлифованные, блестят металлически.
Держа в одной руке щетку, приглаживая пальцами другой седоватые виски, он
минуты две строго рассматривал лицо свое, ни о чем не
думая, прислушиваясь к себе. Лицо казалось ему значительным и умным. Несколько суховатое, но тонкое лицо человека, который не боится мыслить свободно и органически враждебен всякому насилию над независимой мыслью, всем попыткам ограничить ее.
Затем произошло нечто, чего, за несколько
минут пред этим, Самгин не
думал и чего не желал. Полежав некоторое время молча, с закрытыми глазами, женщина вздохнула и проговорила вполголоса, чуть-чуть приоткрыв глаза...
Но спорить и
думать о такой организации ему мешало неприятное, даже тягостное впечатление: он был уверен, что пять
минут тому назад мимо его прошел Тагильский.
«Все считает, считает… Странная цель жизни — считать», — раздраженно
подумал Клим Иванович и перестал слушать сухой шорох слов Тагильского, они сыпались, точно песок. Кстати — локомотив коротко свистнул, дернул поезд, тихонько покатил его
минуту, снова остановил, среди вагонов, в грохоте, скрежете, свисте, резко пропела какой-то сигнал труба горниста, долетел отчаянный крик...