Неточные совпадения
Клим Самгин считал этого человека юродивым. Но нередко маленькая фигурка музыканта, припавшая к черной массе рояля, вызывала у него жуткое впечатление надмогильного
памятника: большой, черный камень,
а у подножия его тихо горюет человек.
Справедливый государь Александр Благословенный разоблачил его притворство, сослал в Сибирь,
а в поношение ему велел изобразить его полуголым, в рубище, с протянутой рукой и поставить
памятник перед театром, — не притворяйся, шельма!
Он очень неохотно уступил настойчивой просьбе Варвары пойти в Кремль,
а когда они вошли за стену Кремля и толпа, сейчас же всосав его в свою черную гущу, лишила воли, начала подталкивать, передвигать куда-то, — Самгин настроился мрачно, враждебно всему. Он вздохнул свободнее, когда его и Варвару оттеснили к нелепому
памятнику царя, где было сравнительно просторно.
— Не с царем,
а с плохим
памятником цареву дедушке…
Ему известно, что десятки тысяч рабочих ходили кричать ура пред
памятником его деда и что в России основана социалистическая, рабочая партия и цель этой партии — не только уничтожение самодержавия, — чего хотят и все другие, —
а уничтожение классового строя.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный
памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже,
а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их в сторону.
Но шум был таков, что он едва слышал даже свой голос,
а сзади
памятника, у пожарной части, образовался хор и, как бы поднимая что-то тяжелое, кричал ритмично...
Лампа, плохо освещая просторную кухню, искажала формы вещей: медная посуда на полках приобрела сходство с оружием,
а белая масса плиты — точно намогильный
памятник. В мутном пузыре света старики сидели так, что их разделял только угол стола. Ногти у медника были зеленоватые, да и весь он казался насквозь пропитанным окисью меди. Повар, в пальто, застегнутом до подбородка, сидел не по-стариковски прямо и гордо; напялив шапку на колено, он прижимал ее рукой,
а другою дергал свои реденькие усы.
Поутру Самгин был в Женеве,
а около полудня отправился на свидание с матерью. Она жила на берегу озера, в маленьком домике, слишком щедро украшенном лепкой, похожем на кондитерский торт. Домик уютно прятался в полукруге плодовых деревьев, солнце благосклонно освещало румяные плоды яблонь, под одной из них, на мраморной скамье, сидела с книгой в руке Вера Петровна в платье небесного цвета, поза ее напомнила сыну снимок с
памятника Мопассану в парке Монсо.
Приехал я туда в кадетский корпус учиться,
а памятника-то — нет!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Опасно, черт возьми! раскричится: государственный человек.
А разве в виде приношенья со стороны дворянства на какой-нибудь
памятник?
Многие обрадовались бы видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и столицы, но я ждал не того; я видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать»,
а жить и смотреть на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого путешествия остается в голове хаос улиц,
памятников, да и то ненадолго.
Досказав всю историю и всю гадость ее и еще с особенным удовольствием историю о том, как украдены разными высокопоставленными людьми деньги, собранные на тот всё недостраивающийся
памятник, мимо которого они проехали сегодня утром, и еще про то, как любовница такого-то нажила миллионы на бирже, и такой-то продал,
а такой-то купил жену, адвокат начал еще новое повествование о мошенничествах и всякого рода преступлениях высших чинов государства, сидевших не в остроге,
а на председательских креслах в равных учреждениях.
Накормив мулов травой, мы пошли вверх по Билимбе, которую удэгейцы называют Били,
а китайцы — Бинь-лянь-бэй [Бинь-лян-бэй — холодный, как каменотесный,
памятник.
Еремей Лукич (Пантелеева отца звали Еремеем Лукичом) приказал
памятник поставить на косогоре,
а впрочем, нисколько не смутился.