Неточные совпадения
Иногда, чаще всего в час урока истории, Томилин вставал и ходил по комнате, семь шагов
от стола к двери и обратно, — ходил наклоня голову, глядя в пол, шаркал растоптанными туфлями и прятал руки за спиной, сжав пальцы так крепко, что они багровели.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным
столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал
от фонаря
к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
— Говори громче, я глохну
от хины, — предупредил Яков Самгин Клима, сел
к столу, отодвинул локтем прибор, начертил пальцем на скатерти круг.
Затем явилось тянущее, как боль, отвращение
к окружающему,
к этим стенам в пестрых квадратах картин,
к черным стеклам окон, прорубленных во тьму,
к столу,
от которого поднимался отравляющий запах распаренного чая и древесного угля.
Из коридора
к столу осторожно, даже благоговейно, как бы
к причастию, подошли двое штатских, ночной сторож и какой-то незнакомый человек, с измятым, неясным лицом, с забинтованной шеей, это
от него пахло йодоформом. Клим подписал протокол, офицер встал, встряхнулся, проворчал что-то о долге службы и предложил Самгину дать подписку о невыезде. За спиной его полицейский подмигнул Инокову глазом, похожим на голубиное яйцо, Иноков дружески мотнул встрепанной головой.
— Какая ерунда, — сердито крикнул Маракуев, а Диомидов, отскочив
от стола, быстро пошел
к двери — и на пороге повторил, оглянувшись через плечо...
Он пошел
к Варваре, надеясь услышать
от нее что-нибудь о Лидии, и почувствовал себя оскорбленным, войдя в столовую, увидав там за
столом Лидию, против ее — Диомидова, а на диване Варвару.
— Юрист, — утвердительно сказал человек, снова пересел
к столу, вынул из кармана кожаный мешочек, книжку папиросной бумаги и, фабрикуя папиросу, сообщил: — Юриста
от естественника сразу отличишь.
— Ты — ешь больше, даром кормят, — прибавила она, поворачивая нагло выпученные и всех презирающие глаза
к столу крупнейших сил города: среди них ослепительно сиял генерал Обухов, в орденах
от подбородка до живота, такой усатый и картинно героический, как будто он был создан нарочно для того, чтоб им восхищались дети.
Внезапно он вздрогнул, отвалился
от стола, прижал руку
к сердцу, другую —
к виску и, открыв рот, побагровел.
Он исчез. Парень подошел
к столу, взвесил одну бутылку, другую, налил в стакан вина, выпил, громко крякнул и оглянулся, ища, куда плюнуть. Лицо у него опухло, левый глаз почти затек, подбородок и шея вымазаны кровью. Он стал еще кудрявей, — растрепанные волосы его стояли дыбом, и он был еще более оборван, — пиджак вместе с рубахой распорот
от подмышки до полы, и, когда парень пил вино, — весь бок его обнажился.
Вином
от нее не пахло, только духами. Ее восторг напомнил Климу ожесточение, с которым он думал о ней и о себе на концерте. Восторг ее был неприятен. А она пересела на колени
к нему, сняла очки и, бросив их на
стол, заглянула в глаза.
Самгину показалось, что глаза Марины смеются. Он заметил, что многие мужчины и женщины смотрят на нее не отрываясь, покорно, даже как будто с восхищением. Мужчин могла соблазнять ее величавая красота, а женщин чем привлекала она? Неужели она проповедует здесь? Самгин нетерпеливо ждал. Запах сырости становился теплее, гуще. Тот, кто вывел писаря, возвратился, подошел
к столу и согнулся над ним, говоря что-то Лидии; она утвердительно кивала головой, и казалось, что
от очков ее отскакивают синие огни…
— Вот я согласен, — ответил в конце
стола человек маленького роста, он встал, чтоб его видно было; Самгину издали он показался подростком, но
от его ушей
к подбородку опускались не густо прямые волосы бороды, на подбородке она была плотной и, в сумраке, казалась тоже синеватой.
Неточные совпадения
Правдин. Лишь только из-за
стола встали, и я, подошед
к окну, увидел вашу карету, то, не сказав никому, выбежал
к вам навстречу обнять вас
от всего сердца. Мое
к вам душевное почтение…
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси села за
стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна дама
к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она
от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
Щербацкий отошел
от них, и Кити, подойдя
к расставленному карточному
столу, села и, взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому сукну расходящиеся круги.
После партии Вронский и Левин подсели
к столу Гагина, и Левин стал по предложению Степана Аркадьича держать на тузы. Вронский то сидел у
стола, окруженный беспрестанно подходившими
к нему знакомыми, то ходил в инфернальную проведывать Яшвина. Левин испытывал приятный отдых
от умственной усталости утра. Его радовало прекращение враждебности с Вронским, и впечатление спокойствия, приличия и удовольствия не оставляло его.
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее
стола боком
к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на голос доктора, отнял руки
от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал: