Неточные совпадения
Избалованный ласковым вниманием дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство учителей. Некоторые были физически неприятны ему: математик страдал хроническим насморком, оглушительно и грозно чихал, брызгая
на учеников, затем со свистом выдувал воздух носом, прищуривая левый глаз; историк входил в класс осторожно, как полуслепой, и подкрадывался к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем ученикам двух первых парт, подходил и тянул
тоненьким голосом...
К пятнадцати годам Лидия вытянулась, оставаясь все такой же
тоненькой и легкой, пружинно подскакивающей
на ходу.
Лидия подбежала к ней, заговорила, гладя
тоненькими пальцами седую прядь волос, спустившуюся
на багровую щеку старухи. Злобина тряслась, басовито посмеиваясь. Клим не слушал, что говорила Лидия, он только пожал плечами
на вопрос Макарова...
Пила и ела она как бы насилуя себя, почти с отвращением, и было ясно, что это не игра, не кокетство. Ее
тоненькие пальцы даже нож и вилку держали неумело, она брезгливо отщипывала маленькие кусочки хлеба, птичьи глаза ее смотрели
на хлопья мякиша вопросительно, как будто она думала: не горько ли это вещество, не ядовито ли?
Сложив щепотью
тоненькие, острые пальцы, тыкала ими в лоб, плечи, грудь Клима и тряслась, едва стоя
на ногах, быстро стирая ладонью слезы с лица.
Глотая рюмку за рюмкой водку, холодную до того, что от нее ныли зубы, закусывая толстыми ломтями лука, положенного
на тоненькие листочки ветчины, Лютов спрашивал...
Вспоминая, что в
тоненькой, гибкой его подруге всегда жило стремление командовать, Клим остановился
на догадке, что теперь это стремление уродливо разрослось, отяжелело, именно его силою Лидия и подавляет.
Пригретый солнцем, опьяняемый хмельными ароматами леса, Клим задремал. Когда он открыл глаза —
на берегу реки стоял Туробоев и, сняв шляпу, поворачивался, как
на шарнире, вслед Алине Телепневой, которая шла к мельнице. А влево, вдали,
на дороге в село, точно плыла над землей
тоненькая, белая фигурка Лидии.
Ручной чижик, серенький с желтым, летал по комнате, точно душа дома; садился
на цветы, щипал листья, качаясь
на тоненькой ветке, трепеща крыльями; испуганный осою, которая, сердито жужжа, билась о стекло, влетал в клетку и пил воду, высоко задирая смешной носишко.
В соседней комнате суетились — Лидия в красной блузе и черной юбке и Варвара в темно-зеленом платье. Смеялся невидимый студент Маракуев. Лидия казалась ниже ростом и более, чем всегда, была похожа
на цыганку. Она как будто пополнела, и ее
тоненькая фигурка утратила бесплотность. Это беспокоило Клима; невнимательно слушая восторженные излияния дяди Хрисанфа, он исподлобья, незаметно рассматривал Диомидова, бесшумно шагавшего из угла в угол комнаты.
Сотни маляров торопливо мазали длинными кистями фасады зданий, акробатически бесстрашно покачиваясь высоко в воздухе, подвешенные
на веревках, которые издали казались
тоненькими нитками.
В одной из трещин города появился синий отряд конных, они вместе с лошадями подскакивали
на мостовой, как резиновые игрушки, над ними качались, точно удилища,
тоненькие древки, мелькали в воздухе острия пик, похожие
на рыб.
Мягкими увалами поле, уходя вдаль, поднималось к дымчатым облакам; вдали снежными буграми возвышались однообразные конусы лагерных палаток, влево от них
на темном фоне рощи двигались ряды белых, игрушечных солдат, а еще левее возвышалось в голубую пустоту между облаков очень красное
на солнце кирпичное здание, обложенное
тоненькими лучинками лесов, облепленное маленькими, как дети, рабочими.
Он сел и начал разглаживать
на столе измятые письма. Третий листок он прочитал еще раз и, спрятав его между страниц дневника, не спеша начал разрывать письма
на мелкие клочки. Бумага была крепкая, точно кожа. Хотел разорвать и конверт, но в нем оказался еще листок
тоненькой бумаги, видимо, вырванной из какой-то книжки.
Человек был небольшой,
тоненький, в поддевке и ярко начищенных сапогах, над его низким лбом торчала щетка черных, коротко остриженных волос,
на круглом бритом лице топырились усы — слишком большие для его лица, говорил он звонко и капризно.
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко,
на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и
тоненькая дама в красном платье,
на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
— Мерси, — сказала горничная. Она была в смешном чепчике,
тоненькая, стройная, из-под чепчика выбивались рыжеватые кудряшки,
на остроносом лице весело и ласково улыбались синеватые глаза. Прибирая постель, она возбудила в Самгине некое игривое намерение.
Самгин подошел к окну, выглянул: десяток солдат, плотно окружив фонарный столб, слушали, как поет, подыгрывая
на балалайке, курчавый, смуглый, точно цыган, юноша в рубахе защитного цвета, в начищенных сапогах,
тоненький, аккуратный.
Неточные совпадения
Чудно все завелось теперь
на свете: хоть бы народ-то уж был видный, а то худенький,
тоненький — как его узнаешь, кто он?
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех,
тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания
на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Но когда его обнажили и мелькнули тоненькие-тоненькие ручки, ножки, шафранные, тоже с пальчиками, и даже с большим пальцем, отличающимся от других, и когда он увидал, как, точно мягкие пружинки, Лизавета Петровна прижимала эти таращившиеся ручки, заключая их в полотняные одежды,
на него нашла такая жалость к этому существу и такой страх, что она повредит ему, что он удержал ее за руку.
— Я думаю, надо иметь большую силу для охоты
на медведей, — сказал Алексей Александрович, имевший самые туманные понятия об охоте, намазывая сыр и прорывая
тоненький, как паутина, мякиш хлеба.
― Петр Ильич Виновский просят, ― перебил старичок-лакей Степана Аркадьича, поднося два
тоненькие стакана доигрывающего шампанского и обращаясь к Степану Аркадьичу и к Левину. Степан Аркадьич взял стакан и, переглянувшись
на другой конец стола с плешивым, рыжим усатым мужчиной, помахал ему улыбаясь головой.