— Я — смешанных воззрений. Роль экономического фактора — признаю, но и роль
личности в истории — тоже. Потом — материализм: как его ни толкуйте, а это учение пессимистическое, революции же всегда делались оптимистами. Без социального идеализма, без пафоса любви к людям революции не создашь, а пафосом материализма будет цинизм.
Неточные совпадения
Постепенно начиналась скептическая критика «значения
личности в процессе творчества
истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на вопросах индивидуального бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
Только Иван Дронов требовательно и как-то излишне визгливо ставил вопросы об интеллигенции, о значении
личности в процессе
истории. Знатоком этих вопросов был человек, похожий на кормилицу; из всех друзей писателя он казался Климу наиболее глубоко обиженным.
— Вы обвиняете Маркса
в том, что он вычеркнул
личность из
истории, но разве не то же самое сделал
в «Войне и мире» Лев Толстой, которого считают анархистом?
На террасе говорили о славянофилах и Данилевском, о Герцене и Лаврове. Клим Самгин знал этих писателей, их идеи были
в одинаковой степени чужды ему. Он находил, что,
в сущности, все они рассматривают
личность только как материал
истории, для всех человек является Исааком, обреченным на заклание.
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество социальной справедливости будет началом духовной смерти людей». Как тебе нравится? Или: «Начало и конец жизни —
в личности, а так как
личность неповторима,
история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.
—
В семидесятых годах признавали действующей силой
истории —
личность…
Но их нельзя убедить общими доказательствами в общем сочинении; на них можно действовать только порознь, для них убедительны только специальные примеры, заимствованные из кружка знакомых им людей, в котором, как бы ни был он тесен, всегда найдется несколько истинно-типических личностей; указание на истинно-типические
личности в истории едва ли поможет: есть люди, готовые сказать: «исторические личности опоэтизированы преданием, удивлением современников, гением историков или своим исключительным положением».
Неточные совпадения
О
личности Двоекурова «Глуповский летописец» упоминает три раза:
в первый раз
в «краткой описи градоначальникам», во второй —
в конце отчета о смутном времени и
в третий — при изложении
истории глуповского либерализма (см. описание градоначальствования Угрюм-Бурчеева).
В нашей
истории отсутствовало рыцарское начало, и это было неблагоприятно для развития и для выработки
личности.
Наоборот, сильное чувство
личности есть
в том мужественном начале, которое начало
историю и хочет довести ее до конца.
В истории же,
в сверхличной, мировой
истории именно видна
личность, проявляет себя яркая индивидуальность.
Нельзя же двум великим историческим
личностям, двум поседелым деятелям всей западной
истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал — государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью
личность, немую, без знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся
в двери Европы и
в двери
истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с другой — на Тихом океане.