Разумеется, первою моею мыслью по приезде к К. была мысль о женщине, cet etre indicible et mysterieux, [существе таинственном и неизъяснимом (франц.)] к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et le culte de la beaute [честь и
культ красоты (франц.)] — всегда были краеугольными камнями моего воспитания. Поэтому ты без труда поймешь, как должно было заботить меня это дело. Но и в этом отношении все, по-видимому, благоприятствует мне.
Первое время ихней жизни в Н., когда Елена Петровна всеми силами стремилась установить в своей жизни
культ красоты, эта Сашина бездарность казалась ей ужасным горем, даже оскорбляла ее, точно ее самое лишили талантов или сказали, что она в своей талантливости ошибается и нет ее совсем.
— Mon oncle! Дядюшка! ужели вы во мне сомневаетесь! Mais le culte de la beaute… c'est tout ce qu'il y a de plus sacre! Но
культ красоты… Это самое священное! Я теперь совершенно переродилась! Я даже Петьку к себе не пускаю — et vous savez, comme c'est une grande privation pour lui! а вы знаете, какое для него это большое лишение! — только потому, что он резок немного!
Неточные совпадения
Во имя мистической покорности воздвигали люди средневековья готические храмы, устремленные ввысь, шли в крестовый поход освобождать Гроб Господень, пели песни и писали философские трактаты, создавали чудесный, полный
красоты культ, любили прекрасную даму.
Дюрталь ходит в церковь, плененный
красотой католического
культа.
Утрата вкуса к эстетике
культа делает, к тому же, эти «представления» утомительными и непонятными, рационализм объявляет войну
культу за его пышность,
красоту, мнимую театральность (таковы господствующие настроения всей реформации, особенно кальвинизма, пуританизма, квакерства).
Что такое эстетическое оскудение отнюдь не составляет нормы церковной жизни, об этом красноречивей всего свидетельствует несравненная
красота православного
культа и художественные сокровища его литургики [Знаменательно в этом отношении явление К. Н. Леонтъева, эстета из эстетов, и, однако, нашедшего себе религиозный и эстетический приют в лоне православия, в тиши Афона и Оптиной, на послушании у старца Амвросия, и кончившего дни иноком Климентом.
Жизни тут быть не может, может быть только тот суррогат жизни, тот недовершенный Дионис, имя которому —
культ мгновения, в какой бы форме он ни выражался — в декадентски ли утонченном упоении
красотою острых мигов, или в ординарнейшем, грубом пьянстве.