Неточные совпадения
Но ему было скучно до отупения. Мать так
мало обращала внимания на него, что Клим перед завтраком, обедом, чаем тоже стал прятаться,
как прятались она и Варавка. Он испытывал маленькое удовольствие, слыша, что горничная, бегая по двору, по саду, зовет его.
Грубоватость Кутузова Клим принимал
как простодушие человека
мало культурного и, не видя в ней ничего «выдуманного», извинял ее.
— Она будет очень счастлива в известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью,
как любит меня. Такая сытая, русская. А вот я не чувствую себя русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще
мало знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
Когда она, кончив читать, бросила книгу на кушетку и дрожащей рукою налила себе еще ликера, Самгин, потирая лоб, оглянулся вокруг,
как человек, только что проснувшийся. Он с удивлением почувствовал, что мог бы еще долго слушать звучные, но
мало понятные стихи на чужом языке.
Клим не мог представить его иначе,
как у рояля, прикованным к нему, точно каторжник к тачке, которую он не может сдвинуть с места. Ковыряя пальцами двуцветные кости клавиатуры, он извлекал из черного сооружения негромкие ноты, необыкновенные аккорды и, склонив набок голову, глубоко спрятанную в плечи, скосив глаза, присматривался к звукам. Говорил он
мало и только на две темы: с таинственным видом и тихим восторгом о китайской гамме и жалобно, с огорчением о несовершенстве европейского уха.
Один из них был важный: седовласый, вихрастый, с отвисшими щеками и все презирающим взглядом строго выпученных мутноватых глаз человека, утомленного славой. Он великолепно носил бархатную визитку, мягкие замшевые ботинки; под его подбородком бульдога завязан пышным бантом голубой галстух; страдая подагрой, он ходил так осторожно,
как будто и землю презирал. Пил и ел он много, говорил
мало, и, чье бы имя ни называли при нем, он, отмахиваясь тяжелой, синеватой кистью руки, возглашал барским, рокочущим басом...
В конце концов Самгину казалось, что он прекрасно понимает всех и все, кроме себя самого. И уже нередко он ловил себя на том, что наблюдает за собой
как за человеком,
мало знакомым ему и опасным для него.
— Возмущенных —
мало! — сказал он, встряхнув головой. — Возмущенных я не видел. Нет. А какой-то… странный человек в белой шляпе собирал добровольцев могилы копать. И меня приглашал. Очень… деловитый. Приглашал так,
как будто он давно ждал случая выкопать могилу. И — большую, для многих.
То, что произошло после этих слов, было легко, просто и заняло удивительно
мало времени,
как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин с изумлением вспоминал,
как он поднял девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
Отказаться от встреч с Иноковым Клим не решался, потому что этот
мало приятный парень, так же
как брат Дмитрий, много знал и мог толково рассказать о кустарных промыслах, рыбоводстве, химической промышленности, судоходном деле. Это было полезно Самгину, но речи Инокова всегда несколько понижали его благодушное и умиленное настроение.
— Так вы находите, что революционеров —
мало? А — где вы их видели,
каких?
Двое молодых адвокатов, очевидно, «казенные защитники», перешептывались, совсем
как певчие на клиросе, и
мало обращали внимания на своих подзащитных.
Таких неистощимых говорунов,
как Змиев и Тарасов, Самгин встречал не
мало, они были понятны и не интересны ему, а остальные гости Прейса вели себя сдержанно,
как люди с небольшими средствами в магазине дорогих вещей.
— Всякая столишни гор-род дольжна бить
как Париж, — говорил он и еще говорил: — Когда шельовек
мало веселий, это он
мало шельовек, не совсем готови шельовек pour la vie [Для жизни (франц.).].
Вежливо улыбаясь, Самгин молчал и не верил старику, думая, что эти волнения крестьян, вероятно, так же убоги и
мало значительны,
как памятный грабеж хлебного магазина. А Суслов, натягивая рукава пиджака до кистей рук, точно подросток, которому костюм уже короток и неудобен, звенел...
— Нет, он
мало похож на человека здравого смысла,
каким ты его считал, — говорила Варвара.
Сама она говорила
мало, очень просто и всегда мягким,
как бы утешающим тоном.
Это было сделано удивительно быстро и несерьезно, не так,
как на том берегу; Самгин, сбоку, хорошо видел, что штыки торчали неровно, одни — вверх, другие — ниже, и очень
мало таких, которые, не колеблясь, были направлены прямо в лица людей.
Тощий, юркий, с облысевшим черепом, с пятнистым лицом и дьявольской бородкой, Лютов был
мало похож на купца, тогда
как Алина, в платье жемчужного шелка, с изумрудами в ушах и брошью, похожей на орден, казалась типичной московской купчихой: розоволицая, пышногрудая, она была все так же ослепительно красива и завидно молода.
Обнявшись, Дуняша и Алина снова не громко запели,
как бы беседуя между собою, а когда они кончили, горничная объявила, что готов ужин. Ужинали тихо, пили
мало, все о чем-то задумались, даже Лютов молчал, и после ужина тотчас разошлись по комнатам.
«Вероятно — приказчик», — соображал Самгин, разглядывая разношерстное воинство так же,
как другие обыватели — домовладельцы, фельдшер и мозольный оператор Винокуров, отставной штабс-капитан Затесов — горбоносый высокий старик, глухой инженер Дрогунов — владелец прекрасной голубиной охоты. Было странно, что на улице
мало студентов и вообще мелких людей, которые, квартируя в домиках этой улицы, лудили самовары, заливали резиновые галоши, чинили велосипеды и вообще добывали кусок хлеба грошовым трудом.
— Если —
мало, сходите в сарай, там до черта всякой дряни! Книжный шкаф есть, клавесины. Цветов хотите? У меня во флигеле множество их, землей пахнет,
как на кладбище.
Самгин чувствовал себя в потоке мелких мыслей, они проносились,
как пыльный ветер по комнате, в которой открыты окна и двери. Он подумал, что лицо Марины
мало подвижно, яркие губы ее улыбаются всегда снисходительно и насмешливо; главное в этом лице — игра бровей, она поднимает и опускает их, то — обе сразу, то — одну правую, и тогда левый глаз ее блестит хитро. То, что говорит Марина, не так заразительно,
как мотив: почему она так говорит?
«До
какой степени этот идиот огрубляет мысль и чувство», — подумал он и вспомнил, что людей такого типа он видел не
мало. Например: Тагильский, Стратонов, Ряхин. Но — никто из них не возбуждал такой антипатии,
как этот.
— Да, избили меня. Вешают-то у нас
как усердно? Освирепели, свиньи. Я тоже почти с вешалки соскочил. Даже — с боем, конвойный хотел шашкой расколоть. Теперь вот отдыхаю, прислушиваюсь, присматриваюсь. Русских здесь накапливается не
мало. Разговаривают на все лады: одни — каются, другие — заикаются, вообще — развлекаются.
Он очень торопился, Дронов, и был
мало похож на того человека,
каким знал его Самгин. Он, видимо, что-то утратил, что-то приобрел, а в общем — выиграл. Более сытым и спокойнее стало его плоское, широконосое лицо, не так заметно выдавались скулы, не так раздерганно бегали рыжие глаза, только золотые зубы блестели еще более ярко. Он сбрил усы. Говорил он более торопливо, чем раньше, но не так нагло.
Как прежде, он отказался от кофе и попросил белого вина.
— Это — неверно, — строго сказал Самгин. — Он так же
мало знает меня,
как я — его. Ты давно знаком с ним?..
— Все одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену —
мало похожа. К хозяйству относится небрежно,
как прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня с ней. «Не хотите ли, говорит, взять девицу, хорошую, но равнодушную к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная баба. С ней — интересно. И, знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
— Значит, сейчас позвоним и явится покупатель, нотариус Животовский, спекулянт, держи ухо остро! Но, сначала, Клим Иванович, на
какого черта тебе тысячи денег? Не надобно тебе денег, тебе газета нужна или — книгоиздательство. На газету —
мало десятков тысяч, надо сотни полторы, две. Предлагаю: давай мне эти двадцать тысяч, и я тебе обещаю через год взогнать их до двухсот. Обещаю, но гарантировать — не могу, нечем. Векселя могу дать, а — чего они стоят?
О рабочем классе Клим Иванович Самгин думал почти так же
мало,
как о жизни различных племен, входивших в состав империи, — эти племена изредка напоминали о себе такими фактами, каково было «Андижанское восстание», о рабочих думалось, разумеется, чаще — каждый раз, когда их расстреливали.
— Да ведь сказать — трудно! Однако —
как не скажешь? Народу у нас оказывается лишнего много, а землишки —
мало. На сытую жизнь не хватает земли-то. В Сибирь крестьяне самовольно не идут, а силком переселять у начальства… смелости нет, что ли? Вы простите! Говорю,
как думаю.
—
Как вам угодно, — устало сказал Тагильский, а литератор, нахмуря брови красивого, но
мало подвижного лица, осведомленно и пророчески произнес...
— Да-а! Знаете — много, а понимаете —
мало! — сказал чернорубашечник, и оба пошли к двери, топая по паркету,
как лошади.