Неточные совпадения
Такие мысли являлись у нее неожиданно, вне связи с предыдущим, и Клим всегда чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее. Не считает ли она актером его? Он уже догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о любви,
как Макаров о
судьбе женщин, Кутузов о социализме,
как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей не удалось вынудить любовь. Клим Самгин все более не любил и боялся людей, одержимых одной идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы мыслите все-таки
как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется человек, который сходил бы с ума от любви к народу, от страха за его
судьбу,
как сходит с ума Глеб Успенский.
— Я здесь — все знаю, всех людей, всю их жизнь, все накожные муки. Я знаю больше всех социологов, критиков, мусорщиков. Меня
судьба употребляет именно
как мешок для сбора всякой дряни. Что ты вздрогнул, а? Что ты так смотришь? Презираешь? Ну, а ты — для чего? Ты — холостой патрон, галок пугать, вот что ты!
Понимая,
как трагична
судьба еврейства в России, он подозревал, что психика еврея должна быть заражена и обременена чувством органической вражды к русскому, желанием мести за унижения и страдания.
— Там, в столицах, писатели, босяки, выходцы из трущоб, алкоголики, сифилитики и вообще всякая… ин-теллиген-тность, накипь, плесень — свободы себе желает, конституции добилась, будет
судьбу нашу решать, а мы тут словами играем, пословицы сочиняем, чаек пьем — да-да-да! Ведь
как говорят, — обратился он к женщине с котятами, — слушать любо,
как говорят! Обо всем говорят, а — ничего не могут!
Но оторвать мысли от
судьбы одинокого человека было уже трудно, с ними он приехал в свой отель, с ними лег спать и долго не мог уснуть, представляя сам себя на различных путях жизни, прислушиваясь к железному грохоту и хлопотливым свисткам паровозов на вагонном дворе. Крупный дождь похлестал в окна минут десять и сразу оборвался,
как проглоченный тьмой.
— Томилин инстинктом своим в бога уперся, ну — он трус, рыжий боров. А я как-то задумался: по
каким мотивам действую? Оказалось — по мотивам личной обиды на
судьбу да — по молодечеству. Есть такая теорийка: театр для себя, вот я, должно быть, и разыгрывал сам себя пред собою. Скучно. И — безответственно.
«Да, именно этим объясняются многие тяжелые
судьбы.
Как странно, что забываются мысли, имеющие вес и значение аксиом».
Он, Самгин, не ставил пред собою вопроса о
судьбе революции, зная, что она кончилась
как факт и живет только
как воспоминание.
— Все одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа. К хозяйству относится небрежно,
как прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня с ней. «Не хотите ли, говорит, взять девицу, хорошую, но равнодушную к своей
судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная баба. С ней — интересно. И, знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
— Мне — пора. Надо немного подготовиться, в девять читаю в одном доме о
судьбе,
как ее понимает народ, и о предопределении,
как о нем учит церковь.
Так же,
как Харламов, он «пораженец», враг войны, человек равнодушный к
судьбе своего отечества, а
судьба эта решается на фронтах.
— Ведь это, знаете, даже смешно, что для вас
судьба 150-миллионного народа зависит от поведения единицы, да еще такой,
как Гришка Распутин…
А Татьяна Марковна старалась угадывать будущее Веры, боялась, вынесет ли она крест покорного смирения,
какой судьба, по ее мнению, налагала, как искупление за «грех»? Не подточит ли сломленная гордость и униженное самолюбие ее нежных, молодых сил? Излечима ли ее тоска, не обратилась бы она в хроническую болезнь?
Неточные совпадения
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая
судьба: именно так сделалось,
как она хотела», — и так, право, обрадовалась, что не могла говорить.
Как прусаки слоняются // По нетопленой горнице, // Когда их вымораживать // Надумает мужик. // В усадьбе той слонялися // Голодные дворовые, // Покинутые барином // На произвол
судьбы. // Все старые, все хворые // И
как в цыганском таборе // Одеты. По пруду // Тащили бредень пятеро.
Как ни горько было теперь княгине видеть несчастие старшей дочери Долли, сбиравшейся оставить мужа, волнение о решавшейся
судьбе меньшой дочери поглощало все ее чувства.
«Всех ненавижу, и вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не
судьба была уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин уйти,
как вошел старый князь и, поздоровавшись с дамами, обратился к Левину.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (
какая странная, ужасная
судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает,
как он добр. Ах! Боже мой,
какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.