Неточные совпадения
Самое значительное и очень неприятное рассказал Климу о народе отец. В сумерках осеннего вечера он, полураздетый и мягонький, как цыпленок, уютно лежал на диване, — он умел лежать удивительно уютно. Клим, положа голову на шерстяную грудь его, гладил ладонью лайковые щеки отца, тугие, как новый резиновый мяч. Отец спросил: что сегодня
говорила бабушка на уроке
закона божия?
— Подруги упрекают меня, дескать — польстилась девушка на деньги, —
говорила Телепнева, добывая щипчиками конфекты из коробки. — Особенно язвит Лидия, по ее
законам необходимо жить с милым и чтобы — в шалаше. Но — я бытовая и водевильная, для меня необходим приличный домик и свои лошади. Мне заявлено: «У вас, Телепнева, совершенно отсутствует понимание драматизма». Это сказал не кто-нибудь, а — сам, он, который сочиняет драмы. А с милым без драмы — не прожить, как это доказано в стихах и прозе…
— «Людей,
говорит, моего класса, которые принимают эту философию истории как истину обязательную и для них, я,
говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый
закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил человека, и чем беспощаднее насилие — тем выше культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы были…
— В логике есть
закон исключенного третьего, —
говорил он, — но мы видим, что жизнь строится не по логике. Например: разве логична проповедь гуманизма, если признать борьбу за жизнь неустранимой? Однако вот вы и гуманизм не проповедуете, но и за горло не хватаете никого.
— Хорошо — приятно глядеть на вас, —
говорила Анфимьевна, туго улыбаясь, сложив руки на животе. — Нехорошо только, что на разных квартирах живете, и дорого это, да и не
закон будто! Переехали бы вы, Клим Иванович, в Любашину комнату.
«Философия права — это попытка оправдать бесправие», —
говорил он и
говорил, что, признавая
законом борьбу за существование, бесполезно и лицемерно искать в жизни место религии, философии, морали.
— Нет — глупо! Он — пустой. В нем все —
законы, все — из книжек, а в сердце — ничего, совершенно пустое сердце! Нет, подожди! — вскричала она, не давая Самгину
говорить. — Он — скупой, как нищий. Он никого не любит, ни людей, ни собак, ни кошек, только телячьи мозги. А я живу так: есть у тебя что-нибудь для радости? Отдай, поделись! Я хочу жить для радости… Я знаю, что это — умею!
«Как можете вы, представитель
закона,
говорить спокойно и почти хвалебно о проповеднике учения, которое отрицает основные
законы государства?»
— Вы возвращаетесь к самодовольству старых народников, —
говорила Роза. — Воображаете себя своеобразной страной, которая живет по своим каким-то
законам.
— А меня, батенька, привезли на грузовике, да-да! Арестовали, черт возьми! Я
говорю: «Послушайте, это… это нарушение
закона, я, депутат, неприкосновенен». Какой-то студентик, мозгляк, засмеялся: «А вот мы,
говорит, прикасаемся!» Не без юмора сказал, а? С ним — матрос, эдакая, знаете, морда: «Неприкосновенный? — кричит. — А наши депутаты, которых в каторгу закатали, — прикосновенны?» Ну, что ему ответишь? Он же — мужик, он ничего не понимает…
— Может быть, очень может быть, господа, — торопился князь, — хоть я и не понимаю, про какой вы общий
закон говорите; но я продолжаю, не обижайтесь только напрасно; клянусь, я не имею ни малейшего желания вас обидеть.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, —
говорит, — не буду, —
говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это,
говорит, запрещено
законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
— Без
закона все, что угодно, можно! —
говорил секретарь, — только вот
законов писать нельзя-с!
Произошло объяснение; откупщик доказывал, что он и прежде был готов по мере возможности; Беневоленский же возражал, что он в прежнем неопределенном положении оставаться не может; что такое выражение, как"мера возможности", ничего не
говорит ни уму, ни сердцу и что ясен только
закон.
И еще
говорят, что Микаладзе не имел права не издавать
законов, — и это, конечно, справедливо.
— Я не либерал и либералом никогда не бывал-с. Действую всегда прямо и потому даже от
законов держусь в отдалении. В затруднительных случаях приказываю поискать, но требую одного: чтоб
закон был старый. Новых
законов не люблю-с. Многое в них пропускается, а о прочем и совсем не упоминается. Так я всегда
говорил, так отозвался и теперь, когда отправлялся сюда. От новых,
говорю,
законов увольте, прочее же надеюсь исполнить в точности!