Неточные совпадения
Он хотел зажечь лампу, встать, посмотреть на себя в зеркало, но думы о Дронове связывали, угрожая какими-то неприятностями. Однако Клим без особенных усилий подавил эти думы, напомнив себе о Макарове, его угрюмых тревогах, о ничтожных «Триумфах женщин», «рудиментарном чувстве» и прочей смешной ерунде, которой
жил этот
человек. Нет сомнения — Макаров все это выдумал
для самоукрашения, и, наверное, он втайне развратничает больше других. Уж если он пьет, так должен и развратничать, это ясно.
С той поры он почти сорок лет
жил, занимаясь историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила в статье что-то нелестное
для себя и зачислила автора в ряды
людей неблагонадежных.
Четырех дней было достаточно
для того, чтоб Самгин почувствовал себя между матерью и Варавкой в невыносимом положении
человека, которому двое
людей навязчиво показывают, как им тяжело
жить. Варавка, озлобленно ругая купцов, чиновников, рабочих, со вкусом выговаривал неприличные слова, как будто забывая о присутствии Веры Петровны, она всячески показывала, что Варавка «ужасно» удивляет ее, совершенно непонятен ей, она относилась к нему, как бабушка к Настоящему Старику — деду Акиму.
Да, да, они не забегают так далеко, они практичнее
людей, которым,
для того чтобы
жить хорошо, необходимо устроить революцию.
«И все-таки приходится
жить для того, чтоб такие вот
люди что-то значили», — неожиданно
для себя подумал Самгин, и от этого ему стало еще холодней и скучней.
«Сыты», — иронически подумал он, уходя в кабинет свой, лег на диван и задумался: да, эти
люди отгородили себя от действительности почти непроницаемой сеткой слов и обладают завидной способностью смотреть через ужас реальных фактов в какой-то иной ужас, может быть, только воображаемый ими, выдуманный
для того, чтоб удобнее
жить.
Потом он думал еще о многом мелочном, — думал
для того, чтоб не искать ответа на вопрос: что мешает ему
жить так, как
живут эти
люди? Что-то мешало, и он чувствовал, что мешает не только боязнь потерять себя среди
людей, в ничтожестве которых он не сомневался. Подумал о Никоновой: вот с кем он хотел бы говорить! Она обидела его нелепым своим подозрением, но он уже простил ей это, так же, как простил и то, что она служила жандармам.
— Должен! Ты — революционер,
живешь для будущего, защитник народа и прочее… Это — не отговорка. Ерунда! Ты вот в настоящем помоги
человеку. Сейчас!
— У меня, знаешь, иногда ночуют,
живут большевики. Н-ну,
для них моего вопроса не существует. Бывает изредка товарищ Бородин,
человек удивительный,
человек, скажу, математически упрощенный…
— Большевики — это
люди, которые желают бежать на сто верст впереди истории, — так разумные
люди не побегут за ними. Что такое разумные? Это
люди, которые не хотят революции, они
живут для себя, а никто не хочет революции
для себя. Ну, а когда уже все-таки нужно сделать немножко революции, он даст немножко денег и говорит: «Пожалуйста, сделайте мне революцию… на сорок пять рублей!»
«Есть
люди, которые
живут, неустанно, как жернова — зерна, перемалывая разнородно тяжелые впечатления бытия, чтобы открыть в них что-то или превратить в ничто. Такие
люди для этой толпы идиотов не существуют. Она — существует».
— Нет — глупо! Он — пустой. В нем все — законы, все — из книжек, а в сердце — ничего, совершенно пустое сердце! Нет, подожди! — вскричала она, не давая Самгину говорить. — Он — скупой, как нищий. Он никого не любит, ни
людей, ни собак, ни кошек, только телячьи мозги. А я
живу так: есть у тебя что-нибудь
для радости? Отдай, поделись! Я хочу
жить для радости… Я знаю, что это — умею!
— Милый друг, — революционер — мироненавистник, но не мизантроп,
людей он любит,
для них и
живет, — слышал Самгин.
Самгин был уверен, что настроением Безбедова
живут сотни тысяч
людей — более умных, чем этот голубятник, и нарочно, из антипатии к нему,
для того, чтоб еще раз убедиться в его глупости, стал расспрашивать его: что же он думает? Но Безбедов побагровел, лицо его вспухло, белые глаза свирепо выкатились; встряхивая головой, растирая ладонью горло, он спросил...
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно. Слишком часто и много крови проливается в нем. “Безумство храбрых”… Попытка выскочить “из царства необходимости в царство свободы”… Что обещает социализм
человеку моего типа? То же самое одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства свободы”…
Жить для того, чтоб умереть, — это плохо придумано».
— Вообще — скучновато. Идет уборка после домашнего праздника, людишки переживают похмелье, чистятся, все хорошенькое, что вытащили
для праздника из нутра своего, — прячут смущенно. Догадались, что вчера вели себя несоответственно званию и положению. А начальство все старается о упокоении, вешает злодеев. Погодило бы душить, они сами выдохнутся. Вообще,
живя в провинции, представляешь себе центральных
людей… ну, богаче, что ли, с начинкой более интересной…
«Попробуем еще раз напомнить, что
человек имеет право
жить для себя, а не
для будущего, как поучают Чеховы и прочие эпигоны литературы, — решил он, переходя в кабинет.
Чехов, с его обещанием прекрасной жизни через двести, триста лет, развенчанный Горький с наивным утверждением, что “
человек живет для лучшего” и “звучит гордо”, — все это проповедники тривиального позитивизма Огюста Конта.
— Война уничтожает сословные различия, — говорил он. —
Люди недостаточно умны и героичны
для того, чтобы мирно
жить, но пред лицом врага должно вспыхнуть чувство дружбы, братства, сознание необходимости единства в игре с судьбой и
для победы над нею.
— Надо вставать, а то не поспеете к поезду, — предупредил он. — А то — может,
поживете еще денечек с нами? Очень вы
человек — по душе нам! На ужин мы бы собрали кое-кого,
человек пяток-десяток,
для разговора, ась?
«Да, найти в жизни смысл не легко… Пути к смыслу страшно засорены словами, сугробами слов. Искусство, наука, политика — Тримутри, Санкта Тринита — Святая Троица.
Человек живет всегда
для чего-то и не умеет
жить для себя, никто не учил его этой мудрости». Он вспомнил, что на тему о
человеке для себя интересно говорил Кумов: «Его я еще не встретил».
Неточные совпадения
— Да так, значит —
люди разные; один
человек только
для нужды своей
живет, хоть бы Митюха, только брюхо набивает, а Фоканыч — правдивый старик. Он
для души
живет. Бога помнит.
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать
человеку проститься с тою женщиной, которую он любит,
для которой хотел погибнуть и погубить себя и которая не может
жить без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими
жилами, которые медленно потирали одна другую.
Вся жизнь ее, все желания, надежды были сосредоточены на одном этом непонятном еще
для нее
человеке, с которым связывало ее какое-то еще более непонятное, чем сам
человек, то сближающее, то отталкивающее чувство, а вместе с тем она продолжала
жить в условиях прежней жизни.
И я и миллионы
людей, живших века тому назад и живущих теперь, мужики, нищие духом и мудрецы, думавшие и писавшие об этом, своим неясным языком говорящие то же, — мы все согласны в этом одном:
для чего надо
жить и что хорошо.
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо
для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно было каждому вместе с миллионами разнообразнейших
людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь души,
для которой одной стоит
жить и которую одну мы ценим.