Неточные совпадения
У себя в комнате, сбросив сюртук, он
подумал, что хорошо бы сбросить вот так же всю эту вдумчивость, путаницу чувств и мыслей и жить просто, как живут другие, не смущаясь говорить все
глупости, которые подвернутся на язык, забывать все премудрости Томилина, Варавки… И забыть бы
о Дронове.
Ему иногда казалось, что оригинальность — тоже
глупость, только одетая в слова, расставленные необычно. Но на этот раз он чувствовал себя сбитым с толку: строчки Инокова звучали неглупо, а признать их оригинальными — не хотелось. Вставляя карандашом в кружки
о и а глаза, носы, губы, Клим снабжал уродливые головки ушами, щетиной волос и
думал, что хорошо бы высмеять Инокова, написав пародию: «Веснушки и стихи». Кто это «сударыня»? Неужели Спивак? Наверное. Тогда — понятно, почему он оскорбил регента.
Покуривая, улыбаясь серыми глазами, Кутузов стал рассказывать
о глупости и хитрости рыб с тем воодушевлением и знанием, с каким историк Козлов повествовал
о нравах и обычаях жителей города. Клим, слушая, путался в неясных, но не враждебных мыслях об этом человеке, а
о себе самом
думал с досадой, находя, что он себя вел не так, как следовало бы, все время точно качался на качели.
В театрах, глядя на сцену сквозь стекла очков, он
думал о необъяснимой
глупости людей, которые находят удовольствие в зрелище своих страданий, своего ничтожества и неумения жить без нелепых драм любви и ревности.
— Да, — сказал Клим, нетерпеливо тряхнув головою, и с досадой
подумал о людях, которые полагают, что он должен помнить все
глупости, сказанные ими. Настроение его становилось все хуже;
думая о своем, он невнимательно слушал спокойную, мерную речь Макарова.
Он чувствовал, что
глупость и пошлость возвышают его и утверждают за ним право не
думать о судьбах людей.
Михаил Иванович послушался ее совета и пошел в городской сад, откуда было все близко, и с досадой
думал о глупости, упорстве и бессердечности женщин.
Неточные совпадения
Но кстати
о глупости: как ты
думаешь, ведь Прасковья Павловна совсем, брат, не так глупа, как с первого взгляда можно предположить, а?
— Не бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в старости силы падают и перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я
думаю, — скорее признак силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь
о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это не
глупости.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании
о Франции. «В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и
глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло
думал я, глядя в ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
— Я не говорю: сейчас, завтра… — продолжал он тем же шепотом. — Но я всегда скажу тебе только то, что Привалов любил тебя раньше и любит теперь… Может быть, из-за тебя он и наделал много лишних
глупостей! В другой раз нельзя полюбить, но ты можешь привыкнуть и уважать второго мужа… Деточка, ничего не отвечай мне сейчас, а только скажи, что
подумаешь,
о чем я тебе говорил сейчас. Если хочешь, я буду тебя просить на коленях…
Конечно, все это было глупо, но уж таковы свойства всякой
глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не
думать о проклятом письме — и не мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело с открытым врагом совсем не то, что с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него целою шайкой. Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.