Неточные совпадения
— Довольно, Анна, — ворчал
доктор, а отец начал спорить с учителем о какой-то гипотезе, о Мальтусе; Варавка встал и
ушел, увлекая за собой ленту дыма сигары.
Говоря, он пристально, с улыбочкой, смотрел на Лидию, но она не замечала этого, сбивая наплывы на свече ручкой чайной ложки.
Доктор дал несколько советов, поклонился ей, но она и этого не заметила, а когда он
ушел, сказала, глядя в угол...
Выпустили Самгина неожиданно и с какой-то обидной небрежностью: утром пришел адъютант жандармского управления с товарищем прокурора, любезно поболтали и
ушли, объявив, что вечером он будет свободен, но освободили его через день вечером. Когда он ехал домой, ему показалось, что улицы необычно многолюдны и в городе шумно так же, как в тюрьме. Дома его встретил
доктор Любомудров, он шел по двору в больничном халате, остановился, взглянул на Самгина из-под ладони и закричал...
Через некоторое время вверху у
доктора затопали, точно танцуя кадриль, и Самгин, чтоб
уйти от себя, сегодня особенно тревожно чужого всему, поднялся к Любомудрову.
— Валентин — смутил тебя? — спросила она, усмехаясь. — Он — чудит немножко, но тебе не помешает. У него есть страстишка — голуби. На голубях он жену проморгал, —
ушла с постояльцем,
доктором. Немножко — несчастен, немножко рисуется этим, — в его кругу жены редко бросают мужей, и скандал очень подчеркивает человека.
— О, нет! Это меня не… удовлетворяет. Я — сломал ногу. Это будет материальный убиток, да! И я не
уйду здесь. Я требую
доктора… — Офицер подвинулся к нему и стал успокаивать, а судейский спросил Самгина, не заметил ли он в вагоне человека, который внешне отличался бы чем-нибудь от пассажира первого класса?
Первая мысль, подсказанная Самгину испугом: «Надобно
уйти», — вторая: «Позвать
доктора!»
Доктор ушел, оставив Обломова в самом жалком положении. Он закрыл глаза, положил обе руки на голову, сжался на стуле в комок и так сидел, никуда не глядя, ничего не чувствуя.
Так прошел весь вечер, и наступила ночь.
Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей — одна. Он опять вышел на крыльцо. На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега, наполнял весь воздух. С реки, которая была в ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Неточные совпадения
— И всё дело испортите! — тоже прошептал, из себя выходя, Разумихин, — выйдемте хоть на лестницу. Настасья, свети! Клянусь вам, — продолжал он полушепотом, уж на лестнице, — что давеча нас, меня и
доктора, чуть не прибил! Понимаете вы это! Самого
доктора! И тот уступил, чтобы не раздражать, и
ушел, а я внизу остался стеречь, а он тут оделся и улизнул. И теперь улизнет, коли раздражать будете, ночью-то, да что-нибудь и сделает над собой…
— Те, я думаю, — отвечал Разумихин, поняв цель вопроса, — и будут, конечно, про свои семейные дела говорить. Я
уйду. Ты, как
доктор, разумеется, больше меня прав имеешь.
Робинзон. Нет, мне на воздухе вечером вредно;
доктор запретил. Да если этот барин спрашивать будет, так скажи, что меня нет. (
Уходит в кофейную.)
— «Что ж не выменял?» — «Не отдают; да не
уйдет она от меня!» Эти шесть миль, которые мы ехали с
доктором, большею частью по побочным дорогам, были истинным истязанием, несмотря на живописные овраги и холмы: дорогу размыло дождем, так что по горам образовались глубокие рытвины, и экипажи наши не катились, а перескакивали через них.
Наши, то есть Посьет и Гошкевич, собрались идти на гору посмотреть виды, попытаться, если можно, снять их;
доктор тоже
ушел, вероятно, искать немцев.