Неточные совпадения
Порою оно
было так ясно видимо, что Клим готов
был спросить
девушку...
Клим шел во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда пошла Лидия. Это значило, что там
будет и Макаров. Но, наблюдая за
девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова. Сидя где-нибудь в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту, в оранжевый платок и смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом темных глаз. Климу казалось, что в этом взгляде да и вообще во всем поведении Лидии явилось нечто новое, почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность и печаль.
Клим тотчас же признал, что это сказано верно. Красота являлась непрерывным источником непрерывной тревоги для
девушки, Алина относилась к себе, точно к сокровищу, данному ей кем-то на краткий срок и под угрозой отнять тотчас же, как только она чем-нибудь испортит чарующее лицо свое. Насморк
был для нее серьезной болезнью, она испуганно спрашивала...
Единственной чертой, которая нравилась Климу в этой
девушке,
было ее уменье устраиваться спокойно и удобно, она всегда выбирала себе наиболее выгодное место, особенно ласковый к ней луч солнца.
Она вообще охотно поучала Клима, и это забавляло его. Он видел, что
девушка относится к нему матерински заботливо, это тоже
было забавно, но и трогало немножко. Клим удивлялся бескорыстию Маргариты, у него незаметно сложилось мнение, что все девицы этого ремесла — жадные. Но когда он приносил сласти и подарки Рите, она, принимая их, упрекала его...
Юноша давно уже понял, что чистенькая постелька у стены
была для этой
девушки жертвенником, на котором Рита священнодействовала, неутомимо и почти благоговейно.
Он привык относиться к ней снисходительно, иронически и впервые думал о
девушке со всею серьезностью, на которую
был способен.
— Ты все такая же… нервная, — сказала Вера Петровна; по паузе Клим догадался, что она хотела сказать что-то другое. Он видел, что Лидия стала совсем взрослой
девушкой, взгляд ее
был неподвижен, можно
было подумать, что она чего-то напряженно ожидает. Говорила она несвойственно ей торопливо, как бы желая скорее выговорить все, что нужно.
В его размышления о себе вторглась странная
девушка и властно заставляла думать о ней, а это
было трудно.
Клим вышел на улицу, и ему стало грустно. Забавные друзья Макарова, должно
быть, крепко любят его, и жить с ними — уютно, просто. Простота их заставила его вспомнить о Маргарите — вот у кого он хорошо отдохнул бы от нелепых тревог этих дней. И, задумавшись о ней, он вдруг почувствовал, что эта
девушка незаметно выросла в глазах его, но выросла где-то в стороне от Лидии и не затемняя ее.
И в голосе ее и в глазах
было нечто глубоко обидное. Клим молчал, чувствуя, что его раздувает злость, а
девушка недоуменно, печально говорила...
— Жениться
будешь — выбирай
девушку с характером; они, которые характерные, — глупые, они — виднее, сами себя выговаривают. А тихоньких, скромненьких — опасайся, такие обманывают в час — два раз.
Брезгливо вздрогнув, Клим соскочил с кровати. Простота этой
девушки и раньше изредка воспринималась им как бесстыдство и нечистоплотность, но он мирился с этим. А теперь ушел от Маргариты с чувством острой неприязни к ней и осуждая себя за этот бесполезный для него визит.
Был рад, что через день уедет в Петербург. Варавка уговорил его поступить в институт инженеров и устроил все, что
было необходимо, чтоб Клима приняли.
Нехаева
была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких духов. Можно
было подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту
девушку такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
Девушка так быстро шла, как будто ей необходимо
было устать, а Клим испытывал желание забиться в сухой, светлый угол и уже там подумать обо всем, что плыло перед глазами, поблескивая свинцом и позолотой, рыжей медью и бронзой.
Клим видел, что обилие имен и книг, никому, кроме Дмитрия, не знакомых, смущает всех, что к рассказам Нехаевой о литературе относятся недоверчиво, несерьезно и это обижает
девушку.
Было немножко жалко ее. А Туробоев, враг пророков, намеренно безжалостно пытался погасить ее восторги, говоря...
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву,
девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег
был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Говорила она неутомимо, смущая Самгина необычностью суждений, но за неожиданной откровенностью их он не чувствовал простодушия и стал еще более осторожен в словах. На Невском она предложила
выпить кофе, а в ресторане вела себя слишком свободно для
девушки, как показалось Климу.
Сказав адрес, она села в сани; когда озябшая лошадь резко поскакала, Нехаеву так толкнуло назад, что она едва не перекинулась через спинку саней. Клим тоже взял извозчика и, покачиваясь, задумался об этой
девушке, не похожей на всех знакомых ему. На минуту ему показалось, что в ней как будто
есть нечто общее с Лидией, но он немедленно отверг это сходство, найдя его нелестным для себя, и вспомнил ворчливое замечание Варавки-отца...
Угловатые движенья
девушки заставляли рукава халата развеваться, точно крылья, в ее блуждающих руках Клим нашел что-то напомнившее слепые руки Томилина, а говорила Нехаева капризным тоном Лидии, когда та
была подростком тринадцати — четырнадцати лет. Климу казалось, что
девушка чем-то смущена и держится, как человек, захваченный врасплох. Она забыла переодеться, халат сползал с плеч ее, обнажая кости ключиц и кожу груди, окрашенную огнем лампы в неестественный цвет.
— Разве гуманизм — пустяки? — и насторожился, ожидая, что она станет говорить о любви,
было бы забавно послушать, что скажет о любви эта бесплотная
девушка.
— Я — читала, — не сразу отозвалась
девушка. — Но, видите ли: слишком обнаженные слова не доходят до моей души. Помните у Тютчева: «Мысль изреченная
есть ложь». Для меня Метерлинк более философ, чем этот грубый и злой немец. Пропетое слово глубже, значительней сказанного. Согласитесь, что только величайшее искусство — музыка — способна коснуться глубин души.
Между внешностью
девушки, ее большими словами и красотою стихов, прочитанных ею,
было нечто подозрительно несоединимое.
Он
был выше Марины на полголовы, и
было видно, что серые глаза его разглядывают лицо
девушки с любопытством. Одной рукой он поглаживал бороду, в другой, опущенной вдоль тела, дымилась папироса. Ярость Марины становилась все гуще, заметней.
Она не
была похожа на даму, она, до смерти ее,
была как
девушка, маленькая, пышная и очень живая.
Оборвав фразу, она помолчала несколько секунд, и снова зашелестел ее голос. Клим задумчиво слушал, чувствуя, что сегодня он смотрит на
девушку не своими глазами; нет, она ничем не похожа на Лидию, но
есть в ней отдаленное сходство с ним. Он не мог понять, приятно ли это ему или неприятно.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том, что она сделала, не
было, в сущности, ничего необычного: каждая
девушка хочет
быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал дома.
Высвободив из-под плюшевого одеяла голую руку, другой рукой Нехаева снова закуталась до подбородка; рука ее
была влажно горячая и неприятно легкая; Клим вздрогнул, сжав ее. Но лицо, густо порозовевшее, оттененное распущенными волосами и освещенное улыбкой радости, вдруг показалось Климу незнакомо милым, а горящие глаза вызывали у него и гордость и грусть. За ширмой шелестело и плавало темное облако, скрывая оранжевое пятно огня лампы, лицо
девушки изменялось, вспыхивая и угасая.
Особенно ценным в Нехаевой
было то, что она умела смотреть на людей издали и сверху. В ее изображении даже те из них, о которых почтительно говорят, хвалебно пишут, становились маленькими и незначительными пред чем-то таинственным, что она чувствовала. Это таинственное не очень волновало Самгина, но ему
было приятно, что
девушка, упрощая больших людей, внушает ему сознание его равенства с ними.
Идя к Нехаевой прощаться, он угрюмо ожидал слез и жалких слов, но сам почти до слез
был тронут, когда
девушка, цепко обняв его шею тонкими руками, зашептала...
— И без тебя, наказание божие, и без тебя, да! Знакомьтесь,
девушки: Иноков, дитя души моей, бродяга,
будет писателем.
— Женщины, которые из чувства ложного стыда презирают себя за то, что природа, создавая их, грубо наглупила. И
есть девушки, которые боятся любить, потому что им кажется: любовь унижает, низводит их к животным.
«Как же
будет жить с ним Алина?» — подумал Клим, взглянув на
девушку; она сидела, положив голову на колени Лидии, Лидия, играя косой ее, внимательно слушала.
Его несколько тревожила сложность настроения, возбуждаемого
девушкой сегодня и не согласного с тем, что он испытал вчера. Вчера — и даже час тому назад — у него не
было сознания зависимости от нее и не
было каких-то неясных надежд. Особенно смущали именно эти надежды. Конечно, Лидия
будет его женою, конечно, ее любовь не может
быть похожа на истерические судороги Нехаевой, в этом он
был уверен. Но, кроме этого, в нем бродили еще какие-то неопределимые словами ожидания, желания, запросы.
И хуже всего
было то, что Клим не мог ясно представить себе, чего именно хочет он от беременной женщины и от неискушенной
девушки?
Говорила она неохотно, как жена, которой скучно беседовать с мужем. В этот вечер она казалась старше лет на пять. Окутанная шалью, туго обтянувшей ее плечи, зябко скорчившись в кресле, она, чувствовал Клим,
была где-то далеко от него. Но это не мешало ему думать, что вот
девушка некрасива, чужда, а все-таки хочется подойти к ней, положить голову на колени ей и еще раз испытать то необыкновенное, что он уже испытал однажды. В его памяти звучали слова Ромео и крик дяди Хрисанфа...
«Может
быть, и я обладаю «другим чувством», — подумал Самгин, пытаясь утешить себя. — Я — не романтик, — продолжал он, смутно чувствуя, что где-то близко тропа утешения. — Глупо обижаться на
девушку за то, что она не оценила моей любви. Она нашла плохого героя для своего романа. Ничего хорошего он ей не даст. Вполне возможно, что она
будет жестоко наказана за свое увлечение, и тогда я…»
Как будто забыв о смерти отчима, она минут пять критически и придирчиво говорила о Лидии, и Клим понял, что она не любит подругу. Его удивило, как хорошо она до этой минуты прятала антипатию к Лидии, — и удивление несколько подняло зеленоглазую
девушку в его глазах. Потом она вспомнила, что надо говорить об отчиме, и сказала, что хотя люди его типа — отжившие люди, но все-таки в них
есть своеобразная красота.
То, что произошло после этих слов,
было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин с изумлением вспоминал, как он поднял
девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
На эти вопросы он не умел ответить и с досадой, чувствуя, что это неуменье умаляет его в глазах
девушки, думал: «Может
быть, она для того и спрашивает, чтобы принизить его до себя?»
«Да —
была ли девушка-то?»
В ней не осталось почти ничего, что напоминало бы
девушку, какой она
была два года тому назад, —
девушку, которая так бережно и гордо несла по земле свою красоту. Красота стала пышнее, ослепительней, движения Алины приобрели ленивую грацию, и
было сразу понятно — эта женщина знает: все, что бы она ни сделала, —
будет красиво. В сиреневом шелке подкладки рукавов блестела кожа ее холеных рук и, несмотря на лень ее движений, чувствовалась в них размашистая дерзость. Карие глаза улыбались тоже дерзко.
— Тоже вот и Любаша: уж как ей хочется, чтобы всем
было хорошо, что уж я не знаю как! Опять дома не ночевала, а намедни, прихожу я утром, будить ее — сидит в кресле, спит, один башмак снят, а другой и снять не успела, как сон ее свалил. Люди к ней так и ходят, так и ходят, а женишка-то все нет да нет! Вчуже обидно, право:
девушка сочная, как лимончик…
— Добротный парень, — похвалил его дядя Миша, а у Самгина осталось впечатление, что Гусаров только что приехал откуда-то издалека, по важному делу, может
быть, венчаться с любимой
девушкой или ловить убежавшую жену, — приехал, зашел в отделение, где хранят багаж, бросил его и помчался к своему счастью или к драме своей.
Глядя, как Любаша разбрасывает волосы свои по плечам, за спину, как она, хмурясь, облизывает губы, он не верил, что Любаша говорит о себе правду. Правдой
было бы, если б эта некрасивая, неумная
девушка слушала жандарма, вздрагивая от страха и молча, а он бы кричал на нее, топал ногами.
— Хотя — сознаюсь: на первых двух допросах боялась я, что при обыске они нашли один адрес. А в общем я ждала, что все это
будет как-то серьезнее, умнее. Он мне говорит: «Вот вы Лассаля читаете». — «А вы, спрашиваю, не читали?» — «Я, говорит, эти вещи читаю по обязанности службы, а вам,
девушке, — зачем?» Так и сказал.
— Не верьте ему, — кричала Татьяна, отталкивая брата плечом, но тут Любаша увлекла Гогина к себе, а Варвара попросила
девушку помочь ей; Самгин
был доволен, что его оставили в покое, люди такого типа всегда стесняли его, он не знал, как держаться с ними.
— Прелестно,
девушки, а? Пелагея Петровна, пожалуйте
петь!
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой
девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара,
был ли доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она, взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Нестерпимо длинен
был путь Варавки от новенького вокзала, выстроенного им, до кладбища. Отпевали в соборе, служили панихиды пред клубом, техническим училищем, пред домом Самгиных. У ворот дома стояла миловидная, рыжеватая
девушка, держа за плечо голоногого, в сандалиях, человечка лет шести;
девушка крестилась, а человечек, нахмуря черные брови, держал руки в карманах штанишек. Спивак подошла к нему, наклонилась, что-то сказала, мальчик, вздернув плечи, вынул из карманов руки, сложил их на груди.