Неточные совпадения
— Ваша комната направо по
коридору, первая
дверь, комната брата вашего — направо угловая.
Нехаева жила в меблированных комнатах, последняя
дверь в конце длинного
коридора, его слабо освещало окно, полузакрытое каким-то шкафом, окно упиралось в бурую, гладкую стену, между стеклами окна и стеною тяжело падал снег, серый, как пепел.
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У
двери в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук в
дверь, хотя в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала в сумрак
коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Теперь, взглянув в
коридор сквозь щель неплотно прикрытой
двери, Клим увидал, что черный человек затискивает в комнату свою, как подушку в чемодан, пышную, маленькую сестру квартирохозяйки, — затискивает и воркует в нос...
Снова войдя в полутемный
коридор, он увидал ее в
двери ванной; растрепанная, в капоте на голом теле, она подавленно крикнула...
Она открыла
дверь, впустив в
коридор свет из комнаты. Самгин видел, что лицо у нее смущенное, даже испуганное, а может быть, злое, она прикусила верхнюю губу, и в светлых глазах неласково играли голубые искры.
Внезапно в
коридоре хлопнула
дверь, заскрипел пол и на пороге комнаты Самгина встал, приветственно взвизгивая, торговец пухом и пером, в пестрой курточке из шкурок сусликов, в серых валяных сапогах выше колен.
«В какие глупые положения попадаю», — подумал Самгин, оглядываясь. Бесшумно отворялись
двери, торопливо бегали белые фигуры сиделок, от стены исходил запах лекарств, в стекла окна торкался ветер. В
коридор вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил...
— Эй, барин, ходи веселей! — крикнули за его спиной. Не оглядываясь, Самгин почти побежал. На разъезде было очень шумно, однако казалось, что железный шум торопится исчезнуть в холодной, всепоглощающей тишине. В
коридоре вагона стояли обер-кондуктор и жандарм,
дверь в купе заткнул собою поручик Трифонов.
Имя это ничего не сказало Самгину, но, когда он шел
коридором гостиницы, распахнулась
дверь одного из номеров, и маленькая женщина в шубке колоколом, в меховой шапочке, радостно, но не громко вскричала...
В
коридоре зашумели,
дверь открылась, вошла с Дуняшей большая женщина в черном и, остановясь против солнца, сказала Дуняше густо и сочно...
Да, поезд шел почти с обычной скоростью, а в
коридоре топали шаги многих людей. Самгин поднял занавеску, а Крэйтон, спрятав руку с револьвером за спину, быстро открыл
дверь купе, спрашивая...
Поглаживая ногу, Крэйтон замолчал, и тогда в вагоне стало подозрительно тихо. Самгин выглянул из-под руки жандарма в
коридор:
двери всех купе были закрыты, лишь из одной высунулась воинственная, ершистая голова с седыми усами; неприязненно взглянув на Самгина, голова исчезла.
В тишине прошли через три комнаты, одна — большая и пустая, как зал для танцев, две другие — поменьше, тесно заставлены мебелью и комнатными растениями, вышли в
коридор, он переломился под прямым углом и уперся в
дверь, Бердников открыл ее пинком ноги.
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело, свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие, толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам
коридора; войдя в круглую, как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за собою
дверь, точно спрятался.
Вышли в
коридор, остановились в углу около большого шкафа, высоко в стене было вырезано квадратное окно, из него на
двери шкафа падал свет и отчетливо был слышен голос Ловцова...
Здесь было свободней, и чем дальше, тем все более свободно, — по обе стороны
коридора непрерывно хлопали
двери, как бы выкусывая людей, одного за другим.
На этот раз убеждения подействовали, и кадриль кой-как составилась. Из-за
дверей коридора, примыкавшего к зале, выглядывали лица горничных и других зрителей лакейского звания, впереди которых, в самой уже зале, стоял камердинер его высокородия. Он держал себя, как и следует камердинеру знатной особы, весьма серьезно, с прочими лакеями не связывался и, заложив руки назад, производил глубокомысленные наблюдения над танцующим уездом.