Неточные совпадения
Проехала еще одна старенькая, расхлябанная телега, нагруженная измятыми людями, эти не были покрыты,
одежда на них изорвана
в клочья, обнаженные части тел
в пыли и грязи.
Это был человек среднего роста, одетый
в широкие, длинные
одежды той неуловимой окраски, какую принимают листья деревьев поздней осенью, когда они уже испытали ожог мороза.
На берегу, около обломков лодки, сидел человек
в фуражке с выцветшим околышем,
в странной
одежде, похожей на женскую кофту,
в штанах с лампасами, подкатанных выше колен; прижав ко груди каравай хлеба, он резал его ножом, а рядом с ним, на песке, лежал большой, темно-зеленый арбуз.
Она смотрела
в зал, как смотрят
в пустоту, вдаль, и ее лицо мечтающей девушки, ее большие, мягкие глаза делали почти целомудренными неприличные
одежды ее.
Из Петербурга Варвара приехала заметно похорошев; под глазами, оттеняя их зеленоватый блеск, явились интересные пятна; волосы она заплела
в две косы и уложила их плоскими спиралями на уши, на виски, это сделало лицо ее шире и тоже украсило его. Она привезла широкие платья без талии, и, глядя на них, Самгин подумал, что такую
одежду очень легко сбросить с тела. Привезла она и новый для нее взгляд на литературу.
Эта небольшая толпа вызывала впечатление безрукости, руки у всех были скрыты, спрятаны
в лохмотьях
одежд, за пазухами,
в карманах.
Самгин вышел на улицу и тотчас же попал
в группу людей, побитых
в драке, — это было видно по их
одежде и лицам. Один из них крикнул...
Артиста этого он видел на сцене театра
в царских
одеждах трагического царя Бориса, видел его безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью
в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись
в ноги коню его; видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот человек ужас безграничия власти.
Видел его Самгин
в концертах, во фраке, — фрак казался всегда чужой
одеждой, как-то принижающей эту мощную фигуру с ее лицом умного мужика.
Все вокруг него было неряшливо — так же, как сам он, всегда выпачканный птичьим пометом, с пухом
в кудлатой голове и на
одежде. Ел много, торопливо, морщился, точно пища была слишком солона, кисла или горька, хотя глухая Фелициата готовила очень вкусно. Насытясь, Безбедов смотрел
в рот Самгина и сообщал какие-то странные новости, — казалось, что он выдумывал их.
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно одетые, но одинаково смирные люди, снимают верхнюю
одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по четырем ступенькам
в большую, узкую и длинную комнату, с двумя окнами
в ее задней стене, с голыми стенами, с печью и плитой
в углу, у входа: очевидно — это была мастерская.
Чтение художественной литературы было его насущной потребностью, равной привычке курить табак. Книги обогащали его лексикон, он умел ценить ловкость и звучность словосочетаний, любовался разнообразием словесных
одежд одной и той же мысли у разных авторов, и особенно ему нравилось находить общее
в людях, казалось бы, несоединимых. Читая кошачье мурлыканье Леонида Андреева, которое почти всегда переходило
в тоскливый волчий вой, Самгин с удовольствием вспоминал басовитую воркотню Гончарова...
В комнате, отведенной Самгину, неряшливо разбросана была
одежда военного, на столе лежала сабля и бинокль,
в кресле — револьвер, привязанный к ремню, за ширмой кто-то всхрапывал, как ручная пила.
Из обеих дверей выскочили, точно обожженные, подростки, девицы и юноши, расталкивая их, внушительно спустились с лестницы бородатые, тощие старики,
в длинных
одеждах,
в ермолках и бархатных измятых картузах, с седыми локонами на щеках поверх бороды, старухи
в салопах и бурнусах, все они бормотали, кричали, стонали, кланяясь, размахивая руками.
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы, работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду,
одежду. Варят стекло.
В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим людям землю и работу.
Самгин встряхнул головой, не веря своему слуху, остановился. Пред ним по булыжнику улицы шагали мелкие люди
в солдатской, гнилого цвета,
одежде не по росту, а некоторые были еще
в своем «цивильном» платье. Шагали они как будто нехотя и не веря, что для того, чтоб идти убивать, необходимо особенно четко топать по булыжнику или по гнилым торцам.