Неточные совпадения
Неисчислимо количество страданий, испытанных борцами за свободу творчества культуры. Но аресты,
тюрьмы, ссылки
в Сибирь сотен молодежи все более разжигали и обостряли ее борьбу против огромного, бездушного механизма власти.
В этой борьбе пострадала и семья Самгиных: старший брат Ивана Яков, просидев почти два года
в тюрьме, был сослан
в Сибирь, пытался бежать из ссылки и, пойманный, переведен куда-то
в Туркестан; Иван Самгин тоже не избежал ареста и
тюрьмы, а затем его исключили из университета; двоюродный брат Веры Петровны и муж Марьи Романовны умер на этапе по пути
в Ялуторовск
в ссылку.
— А где же настоящий народ, который стонет по полям, по дорогам, по
тюрьмам, по острогам, под телегой ночуя
в степи?
— Но нигде
в мире вопрос этот не ставится с такою остротой, как у нас,
в России, потому что у нас есть категория людей, которых не мог создать даже высококультурный Запад, — я говорю именно о русской интеллигенции, о людях, чья участь —
тюрьма, ссылка, каторга, пытки, виселица, — не спеша говорил этот человек, и
в тоне его речи Клим всегда чувствовал нечто странное, как будто оратор не пытался убедить, а безнадежно уговаривал.
Глаза ее щурились и мигали от колючего блеска снежных искр. Тихо, суховато покашливая, она говорила с жадностью долго молчавшей, как будто ее только что выпустили из одиночного заключения
в тюрьме. Клим отвечал ей тоном человека, который уверен, что не услышит ничего оригинального, но слушал очень внимательно. Переходя с одной темы на другую, она спросила...
— Это что же — наследственная тяга
в тюрьму старшей линии Самгиных?
— На кой дьявол нужна наша интеллигенция при таком мужике? Это все равно как деревенские избы перламутром украшать. Прекраснодушие, сердечность, романтизм и прочие пеперменты, уменье сидеть
в тюрьмах, жить
в гиблых местах ссылки, писать трогательные рассказы и статейки. Страстотерпцы, преподобные и тому подобные.
В общем — незваные гости.
— Мне дали свидание с ним, он сидит
в тюрьме, которая называется «Кресты»; здоров, обрастает бородой, спокоен, даже — весел и, кажется, чувствует себя героем.
— Когда роешься
в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой к чаю, — говорил он, выйдя на улицу, морщась от солнца.
В разбухшей, измятой шляпе,
в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел
в тюрьме и только что вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки
в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и
в словах его Клим слышал строгость наставника.
— Это уже безжалостно со стороны властей. Видят, что человек умирает, а все-таки держат
в тюрьме.
Она рассказала, что
в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу
в провинции. Разорился и даже сидел
в тюрьме за долги. Потом режиссировал
в частных театрах, женился на богатой вдове, она умерла, оставив все имущество Варваре, ее дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая
в частной театральной школе декламацию.
Дядя Хрисанф, пылая, волнуясь и потея, неустанно бегал из комнаты
в кухню, и не однажды случалось так, что
в грустную минуту воспоминаний о людях, сидящих
в тюрьмах, сосланных
в Сибирь, раздавался его ликующий голос...
— Нет, я ведь сказал: под кожею. Можете себе представить радость сына моего? Он же весьма нуждается
в духовных радостях, ибо силы для наслаждения телесными — лишен. Чахоткой страдает, и ноги у него не действуют. Арестован был по Астыревскому делу и
в тюрьме растратил здоровье. Совершенно растратил. Насмерть.
— Мой товарищ, статистик, — недавно помер
в тюрьме от тифа, — прозвал меня «бич губернаторов».
Статистик, известный всему городу своей привычкой сидеть
в тюрьме, добродушно посмеивался, перечисляя...
Дронов рассказал, что историк, имея чин поручика, служил
в конвойной команде,
в конце пятидесятых годов был судим, лишен чина и посажен
в тюрьму «за спасение погибавших»; арестанты подожгли помещение этапа, и, чтоб они не сгорели сами, Козлов выпустил их, причем некоторые убежали.
За это его самого посадили
в тюрьму.
— Все равно
в тюрьме он будет! — глухо проворчал Иноков и пнул ногою покосившуюся тумбу.
— Да, вот и вас окрестили, — сказал редактор, крепко пожимая руку Самгина, и распустил обиженную губу свою широкой улыбкой. Робинзон радостно сообщил, что его обыскивали трижды, пять с половиной месяцев держали
в тюрьме, полтора года
в ссылке,
в Уржуме.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем
в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
— Ежели вас не зацепят
в эту историю, так вы насчет книжек позаботьтесь мне;
в тюрьме будто читать не мешают.
Она работала
в политическом «Красном Кресте», ходила
в тюрьму на свидания с Маракуевым, назвавшись его невестой.
— Кстати, о девочках, — болтал Тагильский, сняв шляпу, обмахивая ею лицо свое. — На днях я был
в компании с товарищем прокурора — Кучиным, Кичиным? Помните керосиновый скандал с девицей Ветровой, — сожгла себя
в тюрьме, — скандал, из которого пытались сделать историю? Этому Кичину приписывалось неосторожное обращение с Ветровой, но, кажется, это чепуха, он — не ветреник.
— У меня — ревматизм, адово ноют ноги. Сидел совершенно зря одиннадцать месяцев
в тюрьме. Сыро там, надоело!
— Вот такой — этот настоящий русский, больше, чем вы обе, — я так думаю. Вы помните «Золотое сердце» Златовратского! Вот! Он удивительно говорил о начальнике
в тюрьме, да! О, этот может много делать! Ему будут слушать, верить, будут любить люди. Он может… как говорят? — может утешивать. Так? Он — хороший поп!
— Ага. Я с ним сидел
в саратовской
тюрьме.
— Сына и отца, обоих, — поправил дядя Миша, подняв палец. — С сыном я во Владимире
в тюрьме сидел. Умный был паренек, но — нетерпим и заносчив. Философствовал излишне… как все семинаристы. Отец же обыкновенный неудачник духовного звания и алкоголик. Такие, как он, на конце дней становятся странниками, бродягами по монастырям, питаются от богобоязненных купчих и сеют
в народе различную ерунду.
«Я с ним сидел
в тюрьме. Он со мной сидел
в тюрьме».
— Нет. Приходил полицейский, спрашивал заведующего, когда я уехала из Москвы. Но — как я была поражена, узнав, что вы… Совершенно не могу представить вас
в тюрьме! — возмущенно крикнула она; Самгин, усмехаясь, спросил...
— Устройтесь так, чтоб вас посадили
в тюрьму на несколько месяцев.
Никонова — действительно Никонова, дочь крупного помещика, от семьи откололась еще
в юности, несколько месяцев сидела
в тюрьме, а теперь, уже более трех лет, служит конторщицей
в издательстве дешевых книг для народа.
Суслов подробно, с не крикливой, но упрекающей горячностью рассказывал о страданиях революционной интеллигенции
в тюрьмах, ссылке, на каторге, знал он все это прекрасно; говорил он о необходимости борьбы, самопожертвования и всегда говорил склонив голову к правому плечу, как будто за плечом его стоял кто-то невидимый и не спеша подсказывал ему суровые слова.
К Сомовой она относится неровно; иногда — почти влюбленно ухаживает за нею, помогает обшивать заключенных
в тюрьмах, усердно собирает подачки для политического «Красного Креста», но вдруг насмешливо спрашивает...
— Замок, конечно, сорван, а — кто виноват? Кроме пастуха да каких-нибудь старичков, старух, которые на печках смерти ждут, — весь мир виноват, от мала до велика. Всю деревню, с детями, с бабами, ведь не загоните
в тюрьму, господин? Вот
в этом и фокус: бунтовать — бунтовали, а виноватых — нету! Ну, теперь идемте…
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился
в гимназии, при переходе
в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев
в тюрьме, отец его
в это время помер, Кумов прожил некоторое время
в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России, побывал на Урале, на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними
в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили
в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего». Старший сын его сослан, средний — сидит
в тюрьме, младший, отказавшись учиться
в гимназии, ушел из шестого класса
в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Не могу представить тебя
в тюрьме.
Просидела десять месяцев
в тюрьме, потом жила под гласным надзором у мачехи.
После нескольких месяцев
тюрьмы ее сослали
в глухой городок Вятской губернии. Перед отъездом
в ссылку она стала скромнее одеваться, обрезала пышные свои волосы и сказала...
Посидев несколько месяцев
в тюрьме, Гогина озлобилась, и теперь
в ее речах всегда звучит нечто личное. Память Самгина услужливо восстановила сцену его столкновения с Татьяной.
— Но, издеваясь над стихами, не издевались ли вы и над идеями представительного правления, над идеями, ради реализации которых деды и отцы ваши боролись, умирали
в тюрьмах,
в ссылке, на каторге?
Через несколько дней он сидел
в местной
тюрьме и только тут почувствовал, как много пережито им за эти недели и как жестоко он устал.
Эта песня, неизбежная, как вечерняя молитва солдат, заканчивала тюремный день, и тогда Самгину казалось, что весь день был неестественно веселым, что
в переполненной
тюрьме с утра кипело странное возбуждение, — как будто уголовные жили, нетерпеливо ожидая какого-то праздника, и заранее учились веселиться.
Должно быть, потому, что
в тюрьме были три заболевания тифом, уголовных с утра выпускали на двор, и, серые, точно камни тюремной стены, они, сидя или лежа, грелись на весеннем солнце, играли
в «чет-нечет», покрякивали, пели песни.
В общем
тюрьма вызвала у Самгина впечатление беспорядка, распущенности, но это, несколько удивляя его, не мешало ему отдыхать и внушило мысль, что люди, которые жалуются на страдания, испытанные
в тюрьмах, преувеличивают свои страдания.
Потом Самгин ехал на извозчике
в тюрьму; рядом с ним сидел жандарм, а на козлах, лицом к нему, другой — широконосый, с маленькими глазками и усами
в стрелку. Ехали по тихим улицам, прохожие встречались редко, и Самгин подумал, что они очень неумело показывают жандармам, будто их не интересует человек, которого везут
в тюрьму. Он был засорен словами полковника, чувствовал себя уставшим от удивления и механически думал...
Новости следовали одна за другой с небольшими перерывами, и казалось, что с каждым днем
тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости
в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник
тюрьмы лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
«Хороша жизнь, когда человек чувствует себя
в тюрьме более свободным, чем на воле».
В тюрьме он устроился удобно, насколько это оказалось возможным; камеру его чисто вымыли уголовные, обед он получал с воли, из ресторана; читал, занимался ликвидацией предприятий Варавки, переходивших
в руки Радеева. Несколько раз его посещал,
в сопровождении товарища прокурора, Правдин, адвокат городского головы; снова явилась Варвара и, сообщив, что его скоро выпустят, спросила быстрым шепотком...
После убийства полковника Васильева
в тюрьме появилось шестеро новых заключенных, и среди них Самгин увидел Дронова.