Неточные совпадения
— Я видел
в Берлине театр Станиславского. Очень оригинально! Но, знаете, это слишком серьезно для театра и уже не так — театр, как… — Приподняв плечи, он развел руками и — нашел слово...
Самгин швырнул на стол странную книжку, торопливо оделся, вышел на улицу и, шагая по панелям, как-то особенно жестким, вскоре отметил сходство
Берлина с Петербургом, усмотрев его
в обилии военных, затем нашел, что
в Берлине офицера еще более напыщенны, чем
в Петербурге, и вспомнил, что это уже многократно отмечалось.
«Германия — прежде всего Пруссия. Апофеоз культуры неумеренных потребителей пива.
В Париже, сопоставляя Нотр Дам и Тур д’Эйфель, понимаешь иронию истории, тоску Мопассана, отвращение Бодлера, изящные сарказмы Анатоля Франса.
В Берлине ничего не надо понимать, все совершенно ясно сказано зданием рейхстага и “Аллеей Победы”. Столица Пруссии — город на песке, нечто вроде опухоли на боку Германии, камень
в ее печени…»
Вечером он выехал
в Дрезден и там долго сидел против Мадонны, соображая: что мог бы сказать о ней Клим Иванович Самгин? Ничего оригинального не нашлось, а все пошлое уже было сказано.
В Мюнхене он отметил, что баварцы толще пруссаков. Картин
в этом городе, кажется, не меньше, чем
в Берлине, а погода — еще хуже. От картин, от музеев он устал, от солидной немецкой скуки решил перебраться
в Швейцарию, — там жила мать. Слово «мать» потребовало наполнения.
Утром, полубольной, сходил на почту, получил там пакет писем из
Берлина, вернулся
в отель и, вскрыв пакет, нашел
в нем среди писем и документов маленький и легкий конверт, надписанный почерком Марины.
Коковцов
в Берлине сказал, что Дума и печать вовсе еще не народ, и вообще осуждают отношение министров к Думе.
Неточные совпадения
Амалия Ивановна покраснела как рак и завизжала, что это, может быть, у Катерины Ивановны «совсем фатер не буль; а что у ней буль фатер аус
Берлин, и таки длинны сюртук носиль и всё делаль: пуф, пуф, пуф!» Катерина Ивановна с презрением заметила, что ее происхождение всем известно и что
в этом самом похвальном листе обозначено печатными буквами, что отец ее полковник; а что отец Амалии Ивановны (если только у ней был какой-нибудь отец), наверно, какой-нибудь петербургский чухонец, молоко продавал; а вернее всего, что и совсем отца не было, потому что еще до сих пор неизвестно, как зовут Амалию Ивановну по батюшке: Ивановна или Людвиговна?
Амалия Ивановна не снесла и тотчас же заявила, что ее «фатер аус
Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и обе рук по карман ходиль и всё делал этак: пуф! пуф!», и чтобы действительнее представить своего фатера, Амалия Ивановна привскочила со стула, засунула свои обе руки
в карманы, надула щеки и стала издавать какие-то неопределенные звуки ртом, похожие на пуф-пуф, при громком хохоте всех жильцов, которые нарочно поощряли Амалию Ивановну своим одобрением, предчувствуя схватку.
Между тем приезжайте из России
в Берлин, вас сейчас произведут
в путешественники: а здесь изъездите пространство втрое больше Европы, и вы все-таки будете только проезжий.
Как некрасиво, как мешает все новое и современное
в Риме, как безобразно и оскорбительно оно
в Берлине.
Париж, даже не очень благоустроенный город, технически отсталый по сравнению с
Берлином, и магия его, его право быть Городом по преимуществу и Городом мировым не
в этом внешнем техническом прогрессе коренятся.