Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей досады. Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «в этом наряде, с известной всем княжной появиться в театре — значило не только признать свое положение погибшей женщины, но и
бросить вызов свету, т. е. навсегда отречься от него».
Страдание христианских святых было активно, а не пассивно: они
бросали вызов законам природы, они побеждали самые сильные страдания мира, так как находили источник высшего бытия, перед которым всякое страдание ничтожно.
— В этом наряде появиться в театре — значит не только признать свое положение погибшей женщины, но и
бросить вызов свету, то есть навсегда отречься от него.
Святые аскеты должны были
бросить вызов естественному порядку природы, должны были совершить свой индивидуальный опыт победы над источником зла, опыт активного, а не пассивного страдания, чтоб история мира могла продолжиться и завершиться.
Неточные совпадения
Наконец ей удалось
вызвать привычное представление, помогающее уснуть: она мысленно
бросала камни в светлую воду, смотря на расхождение легчайших кругов.
Эта угроза уйти — все равно что угроза вас обеих
бросить, если будете непослушны, и
бросить теперь, когда уже в Петербург
вызвал.
— Но кто же будет этот «кто-то»? — спросил он ревниво. — Не тот ли, кто первый
вызвал в ней сознание о чувстве? Не он ли вправе
бросить ей в сердце и самое чувство?
Или, как огонь, осветит путь,
вызовет силы, закалит их энергией и
бросит трепет, жар, негу и страсть в каждый момент, в каждую мысль… направит жизнь, поможет угадать ее смысл, задачу и совершить ее.
Этот
вызов человека, сухого и гордого, ко мне высокомерного и небрежного и который до сих пор, родив меня и
бросив в люди, не только не знал меня вовсе, но даже в этом никогда не раскаивался (кто знает, может быть, о самом существовании моем имел понятие смутное и неточное, так как оказалось потом, что и деньги не он платил за содержание мое в Москве, а другие),
вызов этого человека, говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего и удостоившего собственноручным письмом, — этот
вызов, прельстив меня, решил мою участь.